Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору

После провалов в Софии и в Гамбурге Коминтерн отказался от роли активного экспортера революции, осознав свою неготовность к работе такого всемирного масштаба, чем и предопределил свой скорый перевод Сталиным в помощники советским спецслужбам. В 1924 году подавлены подобные восстания коммунистов в Эстонии, Румынии и опять в Болгарии, но здесь Коминтерн уже мало мог оказать помощи восставшим. В связи с этим Коминтерн уже в следующем году запретил намеченное восстание горячим лидерам компартии Австрии, с 1925 года Коминтерн отказывается от такой тактики вообще, давая компартиям директиву распускать создаваемые тайно для повсеместных восстаний военные организации при их ЦК.

Здесь Коминтерн совершил первый серьезный отход от заявленных в горячке 1919 года позиций, зарыв в землю штык мировой революции, он стал больше штабом связи с иностранными компартиями, а значит, и попал в большую зависимость от спецслужб Советского Союза, часть работы которых он стал обслуживать своими силами. Когда и сейчас иные исследователи пишут о Коминтерне, что он был независимой от ГПУ – НКВД и Разведупра почти еще одной спецслужбой в СССР, на равных сотрудничая с Лубянкой и Знаменкой, то это отчасти еще можно сказать о периоде 1920–1924 годов, но после провалов Гамбурга и Софии этого уже никак не скажешь. Так штаб мировой революции, Коминтерн, сделал первый шаг к своей новой роли института на содержании Советского Союза, неформально все более подчиненного его спецслужбам, а на самом деле первый шаг по двадцатилетней дороге к своей ликвидации.

Это и был тот рубеж, за которым Коминтерн при сохранении формальной независимости от власти Советского Союза и ее спецслужб перестал быть штабом всемирной революции, становясь инструментом политики власти Сталина в Москве. Характерно, что директиву местным компартиям о роспуске «военок» в 1925 году руководство Коминтерна давало после настойчивой «рекомендации» об этом Феликса Дзержинского. Разумеется, инициатива исходила при этом не от самого Дзержинского или руководства ГПУ, а была продиктована с самых верхов советской власти. Решение о прекращении восстаний ввиду слабости в этом плане Коминтерна было принято на собрании Политбюро большевистской партии. И оттуда же, из Кремля, Дзержинскому приказали прекратить боевые операции в приграничных районах Польши и Румынии, куда подготовленных ГПУ и Коминтерном коммунистических боевиков местных компартий забрасывали через границу в 1922–1924 годах поодиночке и целыми группами. Конец 20-х годов окончательно ознаменовал подчиненность Коминтерна руководству СССР, в 1928 году на VI конгрессе Коминтерна принята его новая и полностью просоветская программа, закреплявшая его зависимость от власти Сталина.

При смене тактики и курсе на выживание социализма внутри самого СССР советским спецслужбам от иностранных компартий теперь понадобились не бесперспективные баррикадные бои и мелкая партизанщина, а разведывательная информация и подготовленные кадры для внешней разведки. Формально Коминтерн остался пресловутым революционным штабом и центром революции, его штаб на Моховой улице в Москве в доме номер 6 работал в этом качестве. Но с 1925 года вся политика действий этому штабу на Моховой диктовалась из двух близлежащих строений – от власти из Кремля и от спецслужб с Лубянской площади. Из-за этого же усыхания роли Коминтерна в планах советского руководства, из-за перевода его в помощники для советских спецслужб, не состоялся и переезд задумывавшегося штаба мировой революции из относительно небольшого особняка на Моховой улице рядом с Кремлем в гигантское строение нового правительства всемирной Республики Советов. Порученный архитектору Татлину лично Сталиным проект постройки в Москве гигантского небоскреба «Дома Коминтерна» так и остался в чертежах.

Можно уверенно констатировать: с 1925 года Сталин и его власть видели главную практическую пользу существования Коминтерна исключительно как обслуживающего инструмента для советских спецслужб, как поставщика в их ряды человеческого материала и как канала связи с коммунистическими партиями за рубежом. А вся его роль штаба всемирной революции была оставлена в виде символа видимой преемственности идей Ленина и в качестве своеобразного жупела, которым Сталин затем еще почти два десятилетия пугал мир капитализма за пределами своей социалистической державы.

До 1930 года в Коминтерне еще периодически пытались что-то в духе тайных акций и восстаний планировать, а в 30-х годах и вовсе перестали, вплоть до испанской войны, да и там Коминтерну доверили лишь обслуживать работу советских спецслужб в Испании и формировать интербригады из иностранных коммунистов. Связи же с иностранными компартиями стали для Коминтерна повседневной работой, с которой после его упразднения так же управлялся международный отдел ЦК КПСС. А вот отношения со спецслужбами, в которые в сталинскую эпоху в СССР вступил Коминтерн (скорее, даже был включен решением Сталина), были очень интересными, и на них стоит остановиться подробнее, здесь тоже немало загадок.