Я вообще всю свою жизнь тяготею к разному творчеству. Даже когда учился в милицейской учебке, я все время занимался какой-то художественной самодеятельностью. И за счет этого я везде вылезал. То есть все на плацу тренируются, а я в барабан стучу… До шестнадцати лет я вообще в ансамбле играл. В шестнадцать лет я уже рослый парень был. Играли на танцах, в ресторанах. И мне это легко удавалось. Попросят где-нибудь выступить, сыграть или стихи почитать – сыграю и почитаю. В колонии есть свой вокально-инструментальный ансамбль «Кому за двадцать». У всех ребят в ансамбле срока большие, за двадцать лет. И я им говорю: «У вас репертуар избитый, три года поете одно и то же, типа “Сижу, кусаю булочку. Иду, кусаю булочку”. Ну что это за песни?» Я им сказал: «Если бы я был вашим руководителем, вы бы за три года у меня спелись? как “Песняры” у Мулявина». И я их разворошил. Я решил им конкуренцию составить: создать при колонии театр-студию «Экспромт». В прошлом я еще был театралом заядлым, участвовал в любительском театре в Самаре. И в зоне я тоже решил создать театр. Как это получилось? Вот когда я вышел «из-под крыши», подумал, что надо чем-то заняться. Взял в библиотеке книжку стихов одной поэтессы. Читаю. Поделился с приятелем впечатлением: «Смотри, как здорово пишет». А он говорит: «Да я ее знаю». – «Откуда ты ее можешь знать?» – «Она к нам приезжала в зону». Я говорю: «Да не может такого быть!» Оказалось, она приезжала в колонию на заседания поэтического клуба. Потом я тоже с ней познакомился. Посидели, поговорили. Аж на ты перешли. Я ей даже письма потом писал. Жизнь-то у меня богатая, насыщенная, есть чем поделиться. Кстати, она сказала мне, что ее стихи очень хорошо проходят в дурдоме и в местах лишения свободы. И вот я, пообщавшись с ней, опять почувствовал тягу к творчеству. Замполит пошел мне навстречу, говорит: «Давай расшевелим народ». Таким образом, у нас с замполитом наступило перемирие. Я набрал ребят в театр-студию. Написал два сценария. Все получилось прекрасно, с шутками-прибаутками, на злобу дня, типа:
Черствый хлеб жевал я всухомятку.
Говорили в лагере мне так:
«Вот счастливчик, получил двадцатку.
А могли бы врезать четвертак».
Первое выступление нашего театра было назначено на День защитника Отечества. Мы сделали муляжи оружия, военную форму подготовили. И концерт прошел хорошо. Ни в каких других зонах праздник 23 февраля не отмечается, поскольку отмечать его считается зазорным у уголовников. А в нашей зоне День защитника Отечества каждый год отмечается с помпой, потому что здесь сидят бывшие военные. Они как-никак, но все же защищали родину. Ну а то, что они попали в зону, так здесь они считают себя вроде как… военнопленными! Ребята-то, в основном, молодые, попали в колонию за убийства. Особенно много их после Чечни заехало. Нет у них в душе покоя. Как говорится, вечный бой у них. И покой им только снится. У нас вообще в колонии отмечаются все военные праздники: День воздушно-десантных войск, День пограничника, День морфлота… Флаги даже ребята свои делают, вывешивают в отрядах. Да тут еще такая конкуренция идет! Одни говорят: «Вы пехота, вы мазут, а мы – десантура». Другие доказывают: «А вы медуз не видели». На праздник берут чай, конфеты. Собрались в кружок, взяли гитару. Поиграли, попели.
– А субординация по воинским званиям в колонии есть?
– Да какие тут звания… все осужденные.
– Но вообще-то попадают в зону люди с большими звездами?
– Конечно, есть и такие. Их в зоне хорошо знают. Они все при делах, при должностях. Те же мастера на промзоне из бывших начальников. Среди них тоже разные люди встречаются. У нас тут сидел директор спецшколы ФСБ, у него в свое время Путин учился. Я с ним общался. Умнейший мужик. Он мне сто раз говорил: «Вадим, рот закрой и молчи сиди. Потому что все, о чем ты здесь скажешь, обернется против тебя. Причем в извращенной форме». Он учил меня, что надо быть гибче. Сливаться с людьми, стараться не выделяться. Я могу рассказать еще про одного человека. Мой товарищ, собровец, Герой России, старший лейтенант, восемь лет отсидел… Он Героя России получил за Чечню. Его взвод попал в окружение. Они оказались в здании на четвертом и пятом этажах, а под ними на трех этажах были «чехи». Три дня взвод – десять человек! – держался, отбивался, пока не подошли наши основные силы. Двоих из них только ранило, все остались живыми. Об этом потом во всех центральных газетах писали, репортаж по телевидению был. И вот он после всего этого попадает в колонию. Спрашиваю его: «За что?» – «Да мы тут пьяные остановили таксиста, сказали: “Довези”. Сели, а он вдруг чего-то задерзил нам». В общем, побили они таксиста. В результате получилось как разбойное нападение. Чуть ли не завладели его автомашиной. Тот быстренько заявление написал, и посадили их.
– В бытовом плане к чему в колонии труднее всего привыкнуть?
– К тесноте.
– Колония перенаселена?