– Да нормально все было. В принципе, никто друг к другу не лез в душу. Телевизор есть. Пищи хватает. На час выводили в прогулочный дворик. Единственное неудобство: за один час разве нагуляешься? Правда, были и свои плюсы: в камере есть время посидеть-подумать. Вот вы спрашивали: чему тюрьма учит? Она учит, наверное, только законы обходить. Ну и еще кое-чему учит. Терпению. Если я раньше где-то не мог промолчать, то сейчас сдерживаю себя, молчу. Острые углы тюрьма учит обходить. Теперь-то я понимаю, что нельзя доводить себя до большого срока. Через пять-семь лет начинается злоба. На весь мир. На всех. Вообще в чем заключается проблема? В отличие от всех так называемых черных зон, здесь оказались люди, которые раньше работали в Системе. Мы были на виду, охраняли порядок… пускай плохо кто-то охранял, но кто-то и хорошо свою работу выполнял. И тут в один день ты становишься плохим. Преступником. Это вот такой психологический барьер… То есть сегодня ты нужен, а завтра ты как отработанный материал не нужен. Тебя просто откинули, просто посадили, вычеркнули из списка. С этим смириться трудно. Особенно в первое время. Это сейчас я сижу и знаю, что впереди у меня еще большой срок. Вроде даже привык к этому. Но это я о себе говорю и о своем сроке. А другие-то люди не меньше чем я страдают. От этого беззакония. У нас никто не застрахован от тюрьмы. А тем более если нет хороших связей в большом городе. И наоборот, если есть связи, тебя легко отмажут. И даже если ты реально что-то совершил и уже сидишь в тюрьме, то сможешь выйти оттуда с минимальными потерями, если у тебя есть связи. С нами в камере, в самарском СИЗО, сидел курсант военного училища. Его отец был первым замом самарского милицейского генерала. Потом у него из-за этого сыночка начались проблемы. Сыночек стал наркоманить, отца попросили с должности, с глаз долой. Назначили его начальником школы милиции. И в это же время его сыночек начинает промышлять всякими темными делишками. У него в машине был комплект униформы, рация, муляж оружия. Они ездят, грабят, берут наркотики. Этого сыночка сажают. Машину берут как вещдок. Находят форму, муляж оружия. И дают ему три года. Общего режима. И то по настоянию отца, который сказал: «Пускай болван на тюрьме посидит. Может, чему-нибудь научится». То есть мне за меньшее деяние дали двадцать лет… Конечно, там все было схвачено, за все заплачено. Я нисколько не сомневаюсь. Где-то на что-то закрыли глаза. Да и в моей ситуации могли бы закрыть глаза. Замяли бы дело, да и все. Но не захотели. Дело получило огласку, тем более что произошло убийство. Сейчас у нас идет борьба с милицией, как с ведьмами. Пошли нездоровые гонения, ищут каких-то «оборотней». Хотя и есть криминал в милиции, но не такой, чтобы из мухи слона делать. Я вспоминаю начало восьмидесятых годов. За те преступления, что сейчас совершаются в милиции, раньше бы лишили зарплаты, или оружие отобрали бы на месяц, или уволили бы. Сейчас дают по восемь-десять лет.
– Возможно, это делается с целью напугать потенциального нарушителя. В своем роде профилактика среди тех, кто еще не совершил преступление.