Клубок спрыгнул с рук мальчика и бодро покатил в лес. Но не слишком уж бодро, потому что все-таки было раннее утро, и надо было подстраиваться под идущего по следу.
Наконец-то можно было опробовать новую домру в действии! С нетерпением и трепетом на ходу Мир разворачивал чехол. Самая лучшая вещь на свете, что он когда-либо видел! А звучала она чисто, как звонкий ручеек в лесу, ярко, как пение птиц, и мощно, как ветер. Не мог налюбоваться восторженный Мир на это произведение искусства. Забыл он о еде и отдыхе, милю за милей он покрывал без устали, когда его сопровождала музыка. К вечеру пальцы были стерты в кровь, а живот все не мог допроситься у него хотя бы маковой росинки. Опомнился тот, что весь день отдыху ногам и рукам не давал, и остановился, изнуренный таким походом. Клубок тоже прекратил катиться. Стал Мир готовиться к ночлегу и все не мог понять, почему же ни один зверь хищный не позарился на него. Уж не Лешего ли работа? Или из-за музыки? Ох, как много загадок.
Свой обед и ужин он проглотил разом, и на этот раз живот был недоволен, потому что на него взвалили слишком много. То не допросишься, то бери воз и маленькую тележку, ну и дела.
В целом, все было просто замечательно и здорово, но во время еды Мир порезал палец. Довольно сильно. Было больно. Но раньше при схожих порезах было больнее. И подушечки пальцев после такой интенсивной игры раньше саднили больше. Не то чтобы это было плохо. Мир взрослел, кожа становилась грубее, а разум сильнее. С возрастом все меньше внимания обращаешь на физическую боль. Гораздо мучительнее другое.
Следующий день пришлось провести без музыки. Было не очень больно, но все равно ощутимо. Поэтому привычная молчаливая спутница тут же воспользовалась моментом и присоединилась к прогулке. Лес редел. Деревьев становилось меньше, и все чаще попадались лиственные породы. Скоро Мир выйдет из ставшего почти родным бора, а там глядишь и до людей недалеко. Можно будет запастись домашним хлебом, сыром, мясцом. А между тем, не занятый музыкой, он начал чаще смотреть по сторонам, прислушиваться, тревожиться. Нехорошо ему было, в общем. Подозрительно. За все время даже отдаленного волчьего воя не было слышно.
Послышался вой. Не отдаленный. Близко. Что? Накаркал, вот что. Огромный волк летел на парня стрелой. Не было и шанса успеть достать спасительную домру. Зато по счастливой случайности был шанс, что в лесу есть подходящее дерево, чтобы залезть на него. И Мир, конечно, уже карабкался по березе. Да не успел. Великанскому хищнику не составляло никакого труда допрыгнуть до той ветки, где расположилась жертва. И он допрыгнул. Мощным ударом был сбит на земь неготовый к таким жизненным поворотам мальчик. Как тряпичная кукла перекувыркнулся тот в воздухе и грохнулся так, что искры из глаз посыпались. Сознание уплыло куда-то совсем далеко и ничего больше не видело.
Женщина в белом приветствовала его взмахом руки. Или, наоборот, прощалась? И не разберешь, когда так приложился.
Плеснули водой. Зачем? Куда? А главное – кто? Или главное что-то совсем другое? Открыл глаза. Опять вечер. Сколько их было? Сколько будет? И сколько из них в одиночестве? Может, это главное? Или то, сколько их будет с любящей семьей? Пожалуй, что это. Да. Так и есть…
– Эй, ну ты шо? Очнулся, али как? – спросил громовой, с хрипотцой голос.
– Что?
– Да так, ничего. Лежи.
– Лежу.
– Шибко болит?
– Не болит.
– Брешешь.
– Нет.
– В рубахе уродився, видать. Шо, и не спросишь, хто я?
– Хто ты?
– Леший, конечно.
До этого Мир не поворачивал головы. Смотрел себе на небо сквозь кроны и не думал ни о чем. Теперь пришлось повернуть. В общем-то, типичный Леший. Кто их не знает? Высоченный, лохматый. И не страшный совсем. Глаза добрые из-под косм глядят. Сидит, опершись, на ту самую березу, с которой был совершен грациозный вылет в землю. А у ног его, будто маленькая собачонка – волк-великан. Всем волкам волк.
– Шо молчишь? Никак язык проглотил?
– Ну и дела. Что случилось?
– Ну, значится, и на день тебя оставить нельзя. Думал, уж дойдешь как-нибудь до конца леса, недалече здеся. Ан нет! Тут же схлопотал!
– И на день?
– Никак оглох. На день-на день.
– Ты все время за мной шел? Зачем?
– Скушно тута. Народ токмо за дровами в лес жалует. Нихто развлекать меня не спешит. Детишек от себя не пущают, под присмотром все, а бабки-грибники ученые все, тьфу, ничем их не возьмешь, не запутаешь. Эх-эх-эх… А ты вот, с балалайкой…
– С домрой.
– А какая разница? Ладно играешь. Нравится старику. Почти месяц я тебя слушал, нарадоваться не мог, что ты в мой лес пришел. Благодарствую, добрый человек.
– Завсегда на здоровье, дедушка. Получается, это ты меня от зверя лихого уберегал?
– Получается-получается. Жаль мне тебя отпускать, но ты уж заглядывай как-нибудь. Буду рад повидаться. Мой лес для тебя – дом.
– Обещаю, на обратном пути обязательно навещу, – Миру было ну очень любопытно, зачем Леший завел его к Яге, но спрашивать было неудобно.