Спящая красавица

И я припускался! Отец все ближе, ближе... И я влетаю с разорвавшимся сердцем к нему в распахнутый тулуп! Я первый! Я всегда был первый! Мы потом ждем. Минуту. Я горд. И не вижу отцовского лица. Он молчит. Наверное, он смотрит на Игоря. А тот спокойно идет. Я не вижу глаз отца.

«Ну, что еле крадешься?! — ругается отец. — Давай, шевели ногами! В штаны наложил, что ли?!»

Отец гневался. Он чувствовал что-то. Его лицо было в тени. Я не мог видеть его глаз. Не мог ничего прочитать. Ни о любви, ни о ненависти.

Говорят, жизнь сама делает выбор. Она его сделала. В мою пользу. Я бегал быстрее, любил сильнее, орал громче, жрал больше, хотел крепче! Я! Я! Я! Именно я хотел жить! Заполнить всю комнату! Сожрать весь винегрет на Первое мая! Все пирожки! Последний оставить брату?! Еще чего! Я с наслаждением запускал руку в ведро и медленно жрал его. А он смотрел-смотрел и снова за свое! Снова он отворачивался! Я, сучонок такой, забегал вперед, да! Чтоб он видел! Как я жую! А он опять головой крутит! Но я-то быстрее! Всегда был быстрее! Именно я взял всю жизнь! Именно я медленно сжирал ее у него перед лицом!

А он? Куда он смотрел? Куда? В сторону окна. В палисадник. Не знаю, что он там видел. Там, куда он смотрел, я не видел ничего! Ничего! Там была моя жизнь. Моя тоска.

Я хотел кораблей. Моря. Запахов! Другой жизни. Я любил нюхать! Стоило закрыть глаза, и я слышал море! В ракушке. Его рокот... Ее привезла мать с курорта.

«Там полечусь грязью», — сказала она, будто извиняясь. Перед кем? Перед нами?! Да я рад был до смерти стать хозяином в доме!

«Грязью, оказывается, тоже лечатся!» — удивлялась мать. Она была довольна! Не важно! Хоть говном пусть обмажут! Отдохнуть... Нас не видеть! Не слышать! Выспаться одной! Пожить! И море... Там было синее-синее море! Там другая жизнь! Пройтись, принарядиться... Кремовые босоножки! Губнушка! А вечера! После нашей грязи идти по набережной! По асфальту! Пусть они меня посадят в бочку с вонючим мазутом! Все равно ехать! Даже если ничего не болит! Наплевать! И главное! Нас не видеть, ебаную черную деревню! Сколько можно жить надеждой?! Мать была вдохновлена! Она впадала то в счастье, то в гнев! А вдруг ничего не получится! А?! Все может быть! За путевку битва! Мы никогда ее такой не видели! Она даже просыпала на дойку! Такого не случалось со Дня Победы! Тогда все проспали! Никто не работал! Даже коровы отдыхали! Даже молоко заснуло!

Мать победила. Я же говорил, в ней была настоящая крепость! Она умела хотеть! Оказывается, для нее самой это было сюрпризом! Она была всемогуща! Она осмотрелась вокруг. На меня и на батю можно было махнуть рукой! Мы бы не пропали. Могли бы сморкаться тремя пальцами! А жрать? Что бы мы жрали?! Тоже не проблема! Горшок щей в печку и картошку! Все, это и так предел мечтаний. В самые лучшие времена! Нам тоже нужен отпуск, нам тоже не помешает маленькое море! Маленькая набережная, где на нас не будут орать! «Руки! Мыть! Носы! Отцу поставь табуретку! Сам сел, а другие что, стоя?! Подожди всех, не хватай руками!» А как? Не руками, а как? Как брать хлеб?

Нам всем надо было отдохнуть. Матери и бате от прошлого, а нам перед нашим будущим.

Все началось очень хорошо! Как в частушке! Море оказалось болотом. Вот и вся разница. Путевка на море пиздой накрылась! Осталась только путевка в лужу целебной грязи. Курорт Серные Воды.

Два часа на велосипеде. Не торопясь. Это было так близко, что мать заплакала. Не потому, что вместо моря лужа! Нет! Просто слишком недалеко от ее жизни. Она нуждалась в дороге. Поезд, сутки, двое, как рассказывали, чтоб душа только на второй день догнала! А двое суток без всякой души! У моря!.. Она мечтала. Отец о таком и не думал! Представить себе, что можно посидеть, подождать, пока душа с войны вернется! Да он бы подумал, что над ним издеваются! У них не было времени ждать, пока их души вернутся с фронта...

Сначала был раж! Она чуть не плюнула в рожу председателю! Он все понимал. Все. Ведь он был здесь всю войну. Он видел, как они ишачили. Он бы сам уехал. Пусть и на болото. Хоть за околицу. В ближайший лес. Хоть на чердак! Только не видеть! Не видеть и не участвовать!

Все устали жить надеждой. Все. Мужчины, бабы, дети. Наши дома, трава, картошка, мухи. Даже мухи — и те. Все устали. Поэтому.

Ничто никогда не сбывается. От этого у кого угодно руки опустятся. Опустятся и возьмут то, что есть. Мать поехала. Мы ее посадили в грузовик. Она была уже не здесь. Она была на море. Никто там не был так, как она. Даже те, кто в тот момент в белых панамах пили содовую на пляжах! Я же говорю, она умела мечтать. С открытыми глазами, трясясь в кузове, она плыла в теплых волнах! Ее невозможно было сломить.