С этими словами она, бросив Отто плед, махнула на прощание и вышла за дверь.
После этой встречи Отто не видел ее еще долгое время.
Так или иначе, что бы ни сделала Синьора в ту ночь, ее слова сумели убедить Царицу дать Отто шанс, и так началась его жизнь во дворце Снежной. Жизнь, о которой он не мог прежде мечтать и которую боялся даже представлять.
Отто ни разу не встречался с Царицей, но от своего нового начальника, ученого по имени Мирослав, знал, что она своей рукой подписала разрешение на работу Отто в сложных проектах Снежной. Долгое время его не подпускали к важным делам. Это и неудивительно: ему, иностранцу без прошлого, требовалось доказать свою преданность.
Отто не торопился и не волновался. Он постепенно шел к своей цели, и долгими ночами, которые он проводил в лабораториях за тяжелой работой, Пиро Глаз Бога рассеивал для него тьму.
Закончилась зима. Незаметно промчалась весна. Следом просвистело лето. Отто привык к дворцовой суете, к странной энергетике, которая царила в местных коридорах, к военным в форме и к представителям организации, которые звали себя Фатуи. Он узнал о Предвестниках и даже несколько раз пересекся по работе с Дотторе, врачом, который спас его в ту страшную зимнюю ночь.
На исходе осени, когда ноябрь раздумывал, пора ли дать дорогу новой зиме, Мирослав пригласил Отто к себе.
Из кабинета Отто вышел уже изобретателем, который должен был работать под начальством Фатуи.
— Это будет непростое сотрудничество, — предупредил Мирослав. — И хоть я рад за тебя, знай, что работа с Фатуи потребует полной самоотдачи. Без вопросов. Без колебаний. Если начнешь сомневаться, то можешь запросто сойти с ума.
Его слова заинтриговали, но не испугали Отто, и на следующий день он впервые переступил порог лаборатории Дотторе, Предвестника Фатуи.
В тот же день он впервые за минувший год снова встретил Синьору.
Пальцы легли на клавиши. Отто не играл уже несколько лет, но все же без труда вспомнил мелодию, которую часто исполняла вечерами мама. Слова вспыхивали в сознании, и Отто, растворившись в музыке, не сразу заметил, как открылась дверь.
Тебя наколол на стальную булавку мальчишка-задира в отцовском плаще.
Его отругал чародей за неявку на скучный урок незнакомых существ.
Обиженный мальчик без отчего дома, покинутый всеми, сбежавший к реке,
Увидев тебя, потянулся к живому и накрепко стиснул в своем кулаке.
— Вот уж не думала, что в список твоих талантов входит пение.
Отто вздрогнул, и знакомый текст рассыпался, а мелодия прервалась. Синьора прошла в зал, остановилась у фортепьяно и, склонив голову, с любопытством взглянула на Отто.
— В чем дело? Я слышала, ты вчера крупно поссорился с Дотторе.
Он, качнув головой, пробежался пальцами по клавишам и, наконец уловив ускользающую мелодию, снова принялся играть. Синьора молча наблюдала.
— Мы с Дотторе предпочитаем разные методы, а потому и разногласия случаются нередко, — сказал наконец Отто.
— Да, Дотторе может быть… хм… неоднозначным. — Синьора подошла ближе, остановилась за плечом Отто, глядя, как порхают над клавишами его пальцы. — Но ты ведь понимаешь, для чего мы это делаем? Ты сам согласился с ценностями Царицы, Отто. Я обещала, что ты ее не предашь.
— Почему ты вступилась за меня? Три года прошло, а ты так и не рассказала мне, как прошел ваш разговор с Царицей.
Синьора рассмеялась.
— А должна была?
— Я просто… Хочу знать, что ты увидела во мне. Вот и все.
Синьора, качнув головой, отошла к окну, и заглянувшая в зал луна мягко очертила ее утонченный силуэт. Отто перестал играть. Зачарованно посмотрел на нее. За минувшие годы ему доводилось видеть ее в разных ипостасях и настроениях. Неприступной Синьорой, которая одним взглядом могла навести на человека неподдельный ужас, и уставшей девушкой, которая с облегчением сбрасывала под вечер туфли и была не против выпить вина с другими Предвестниками.
Но лишь в самые редкие, самые ценные моменты все ее маски таяли в лунном сиянии, и она становилась собой.
Печальной девушкой, под ледяной броней которой пылал неукротимый огонь.
Отто поднялся и подошел ближе, но неуверенно замер в нескольких шагах. Синьора глядела за окно, и в ее глазах теснились колкие воспоминания. Она никогда не рассказывала, что так тяготит ее, никогда ни словом не обмолвилась о своем прошлом, и потому Отто не знал, как может ее утешить.
Впрочем, он вообще сомневался, что Синьору возможно утешить. Она никого не подпускала к себе, словно одна только мысль о близости причиняла ей невыносимую боль.
— Я ухожу завтра, Отто.
— Уходишь? И куда же?
Он скрестил руки на груди, не позволяя себе глупостей. Держи себя в руках. Пусть ты и стал Фатуи, пусть ты и работаешь под начальством Дотторе и непосредственно вовлечен в планы Царицы, ты не должен задирать нос. Ты не имеешь права прикасаться к ней.
Ты не имеешь права ее любить.
— В Инадзуму. И, похоже, надолго. Мы уже многого достигли, но план Царицы на этом не заканчивается.
— Верно. И что Фатуи готовят для Инадзумы? Очередной сценарий, подобный Ли Юэ?