Спящие красавицы

Лис сделал несколько шагов назад, принюхиваясь. Ему не понравилась эта белая штука, она была, определенно, живая, и, определенно, отличалась от всех живых существ, виданных лисом ранее. Даже с большого расстояния эта белая штука сильно пахла. То была смесь запахов крови и плоти, разума и голода и чего-то такого, очень глубокого, самой глубокой лисьей норы. Но, что же спало на такой глубине? Совершенно точно, не лиса.

Он заскулил, развернулся и засеменил на запад. Позади послышалось движение — кто-то приближался — и лис перешел на бег.

3.

После того, как Фрэнк усыпил кошку судьи Сильвера и завернул её в махровую потертую тряпку, он проехал несколько кварталов к дому № 51 по Смит лейн, за который продолжал платить ипотеку, но в котором сам после развода не жил. Там проживала Элейн и их двенадцатилетняя дочь.

Когда-то, два пересмотра бюджета назад, Элейн трудилась соцработником, но, теперь, она устроилась на полставки в Гудвилле, и добровольно помогала на паре пунктов раздачи еды и в центре планирования семьи в Мейлоке. С одной стороны, им не нужно было искать сиделку. После окончания занятий в школе, Нана болталась в Гудвилле рядом с матерью. С другой стороны, они, кажется, теряли дом.

Фрэнка эта ситуация тревожила сильнее, чем Элейн. Её, казалось, она вообще не волновала. Она, конечно, всё отрицала, но Фрэнк подозревал, что она хочет использовать продажу дома, как предлог для переезда к сестре в Пенсильванию. Если случится, именно так, у Фрэнка будет, в лучшем случае пара выходных в месяц.

За исключением дней посещения, он старался избегать этого места. Но даже в такие дни, он предпочитал, чтобы Элейн сама привозила Нану к нему. Ещё свежи были воспоминания о доме: чувство того, что с ним поступили нечестно, ощущение поражения, перед глазами стояла дыра от кулака в стене на кухне. Фрэнку казалось, что его всю жизнь обманывали, а лучшая его часть навсегда осталась в доме № 51 по Смит лейн — невысоком домишке, на почтовом ящике которого его дочь нарисовала уточку.

Однако мысли о зеленом «Мерседесе» заставили его притормозить.

Припарковавшись у бордюра, он заметил Нану, рисовавшую мелом на асфальте. Обычно этим занимались дети помладше, но у Наны был настоящий талант к рисованию. В прошлом учебном году она заняла второе место в конкурсе оформления книжных закладок, устроенном местной библиотекой. Нана, тогда, стилизовала книги под стаю летящих сквозь облака птиц. Фрэнк поместил этот рисунок в рамку и повесил у себя в офисе. Очень завораживающее зрелище — сразу представляешь стаю книг, пролетающую через голову маленькой девочки.

Она сидела, скрестив ноги, вокруг были разбросаны мелки самых разных цветов. Помимо дара рисовать, у Наны, также, был дар создавать вокруг себя комфортную обстановку. Она медленно двигалась, задумчивое дитя. Это было у неё, скорее, от Фрэнка, чем от матери, которая всегда была проста и прямолинейна.

Он высунулся из окна машины, слегка приоткрыв дверь.

— Привет, Ясноглазка. Подойди-ка, сюда.

Она подняла голову и посмотрела на него.

— Папа?

— Утром был я, да, — ответил он, стараясь не улыбаться. — Подойди, пожалуйста.

— Прямо сейчас? — спросила она, опуская глаза обратно на рисунок.

— Да. Сейчас, — Фрэнк глубоко вздохнул.

Он не стал поступать, как говорила Элейн, «неправильно», едва отъехав от судьи. Эл под этими словами подразумевала, что он терял терпение. Терял он его, на самом деле, редко, что бы там она ни думала. Сегодня, по крайней мере, поначалу он был спокоен. Но затем, когда он сделал первые шаги по лужайке судьи Сильвера, что-то щёлкнуло, будто кто-то спустил невидимый курок. Что-то случилось. Как в тот раз с Элейн, когда он наорал на неё после встречи родительского комитета и пробил кулаком стену на кухне. Нана, тогда, в слезах убежала наверх, не понимая, что, порой, люди бьют предметы, чтобы не бить других людей. Или, в той истории с Фритцем Мешаумом, когда он, действительно, нужно признать, вышел из себя. Но Мешаум это заслужил. Так, по мнению Фрэнка, нужно поступать со всеми, кто издевался над животными.

«На месте кошки могла оказаться моя дочь», — без конца повторял он про себя эту мысль, идя по лужайке. И, вдруг, бах! Будто время пути к грузовику кто-то взял и вырезал. Потому что, внезапно, он пришел в себя в грузовике, едущим к дому на Смит, но вспомнить, как в него забирался, он не мог. От мысли, что кошка могла оказаться его дочерью, его ладони вспотели, а лицо покраснело. Эта мысль трансформировалась в некое подобие надписи на экране монитора:

Ошибкаошибкаошибкаошибкаошибка

Моядочьмоядочьмоядочьмоядочь

Нана аккуратно убрала кусок фиолетового мела в коробку между оранжевым и зеленым. Она поднялась на ноги, несколько секунд отряхивала зад желтых в цветочек шортов и сосредоточенно оттирала от мела пальца.

— Милая, — позвал Фрэнк, стараясь не кричать. Потому что, смотрите, она же на проезжей части, где любой козел на модной тачке мог её запросто сбить!

Моядочьмоядочьмоядочь