Спят курганы темные

В общем, так оно и произошло. Михайлюта был мужиком тертым и опытным. Он сразу понял, куда он попал, и что с ним не будут нянчиться, как с детсадовской лялечкой. Правда, поначалу он выбрал старую и, как казалось таким, как он, надежную тактику. Надо изобразить жертву, которую обстоятельства и нехорошие люди завлекли угрозами, обманом (нужное подчеркнуть) в липкие сети вражеских разведок. Ну и слезу, конечно, изронить, да такую, что не дай бог на ногу упадет – отдавит.

Однако, поняв, что этот номер не пройдет, он довольно быстро и практически без физического воздействия, заговорил, старательно отвечая на мои вопросы.

Да, задание освободить Моравецкого он получил от своего куратора. В случае удачного завершения операции Михайлюта должен был получить солидную сумму в европейской конвертируемой валюте, после чего отбыть на территорию бывшей Речи Посполитой, где он собирался заняться коммерцией. Кстати, когда разговор касался денег, Михайлюта на какое-то время выходил из образа несчастного страдальца, и в голосе у него появлялись нотки сожаления. Он прекрасно понимал, что воспользоваться скопленным капиталом ему в ближайшие лет десять-пятнадцать вряд ли удастся. Да и сомнительно, что он когда-нибудь вообще выйдет из каталажки. Таковы издержки тайной войны.

Что касается личности поляка, то, по словам Михайлюты, похоже, что сей поляк, несмотря на его малую схожесть с рыцарем плаща и кинжала, действительно был непростым человечком. Естественно, перед своим спасителем пшек не исповедовался, но Михайлюта сделал вывод, что поляк на линии фронта занимался отнюдь не разведкой позиций ополченцев. Не панское это дело. В конце концов, это задача укропской разведки. Поляк же успел проговориться, что он искал в районе Саур-Могилы НЕЧТО, что выходит за пределы человеческого понимания. Получается, он мой коллега?! Занятно…

– Гражданин начальник, – Михайлюта с самого начала стал употреблять в отношении меня это обращение, из чего я сделал вывод, что он успел побывать «по ту сторону шлюза», или как минимум ему приходилось иметь дело с уголовниками. – У этого поляка в карманах я видел всякие штучки, которыми торгуют в магазинах для магов и колдунов. И под нос он бормотал слова точно не польские и не украинские. Только, если этот пан такой колдун, то почему он не превратился в птицу или мышь, или не отвел глаза своим охранникам? Нет, на мольфара или характерника[43] он не похож.

«Ну, это мы потом посмотрим, – подумал я, – чем тут занимался пан Моравецкий. Главное, что его занятия были направлены против ополченцев, защищающих свою землю».

– Ладно, на сегодня хватит. Поговорю с твоим поляком, проверю, наврал ты мне или нет. Это зачтется тебе в будущем.

Я вызвал конвойного, велел увести Михайлюту и минут через десять привести поляка. Мне понадобится некоторое время для того, чтобы обдумать сказанное предыдущим фигурантом и набросать план допроса.

Часть III. «Такого ополченья мир не видал с первоначальных дней…»

7 августа 2014 года. Первомайское у Снежного. Бывший комкор Революционной повстанческой армии Украины, а ныне лейтенант отдельной роты бригады «Восток», Каретников Семен Никитич

– Товарищ капитан, – сказал я и добавил, чуть подумав (у нас таких старорежимных привычек не было отродясь): – Разрешите обратиться?

– Обращайся, – усмехнулся тот. Похоже, что и он не привык к таким буржуйским кунштюкам.

– Говорят, что прошла весточка, будто враг захватил вершину Саур-Могилы.

– К сожалению, это так, товарищ комкор.

– Тогда, товарищ капитан, я прошу зачислить меня в состав вашей роты. И не «комкором», а кем угодно – хоть простым солдатом.

– Ну, рядового ты давно перерос, Семен Никитич. Как, впрочем, и мою скромную персону – не каждому довелось командовать корпусом. Во всяком случае, со мной такого не случалось. А вот лейтенантом я тебя сделать могу. Больше – прости, нужна санкция свыше, а где ее сейчас взять-то? В общем, так – зайдешь потом в каптерку, там тебе выдадут все, что надо. Точнее, все, что сможем.