Он прислушался, шум на улице стих. Евгений Евгеньевич, осторожно ступая, подошел к окну и выглянул наружу, как бы возвращаясь на место преступления. Внизу под его балконом охранники окружили толпу аборигенов. Сейчас, по-видимому, они выжидали, пока мужчины, расстелив на мерзлой земле молитвенные коврики, совершат намаз. Закутанные женщины продолжали глухо подвывать. Евгений Евгеньевич пожал плечами, задернул штору и, унимая нервную дрожь, стараясь из последних сил сохранять чувство собственного достоинства, поправив галстук, пригладив прядь и прямя спину, сошел по лестнице, не глядя на свои отражения. И направился в ресторан.
32
В этом случае мне не пришлось проводить никаких специальных разысканий. Об этом убийстве писали все без исключения газеты, а желтые – так выносили на первые полосы. Отмечу лишь, что – будто нарочно для того, чтоб не нарушать симметрии моего рассказа, – как раз тогда, когда в бестревожные дни Евгения Евгеньевича в
Ему не пришлось даже существенно корректировать расписание: посещение малой родины и открытие отеля было назначено на конец декабря, и он вылетал всего на три дня раньше. Повторю: не могу понять, как мог предусмотрительный и осторожный Равиль, имевший воистину волчий нюх, не почувствовать, что его заманивают в ловушку. Не навести справок – это было вполне в его силах – и узнать, что все его имущество, остававшееся после распада империи по другую сторону границы, уже захвачено и поделено. Более того, он не придавал значения даже тому, что гражданином новообразовавшейся страны он не был, – должно быть, ему казалось, что подобные бюрократические формальности он легко уладит на месте…
В родных местах он бывать не любил. Как не любил ни свое детство, ни свою юность – их у него теперь как будто и не было. И не бывал в родном поселке с тех пор, как рядом с отцом похоронил мать. И тогда же присутствовал при закладке отеля. Если у Женечки прошлое украл неверный Ипполит, то Равиль со своим прошлым распрощался сам – в один обычный день утром отсек, как ударом клинка. Это было похоже на то, как если бы он умер за чашкой кофе и тут же, со следующим глотком, родился заново. Одна жизнь кончилась, началась другая. О том, как такое возможно, Равиль не задумывался: достаточно было точно знать.
В самолет охрану не взял, отпустил охранника у входа в VIP-зал, в самолете это одна обуза, а там его встретят.
– Отдохни, Коля. На рыбалку поезжай. Я позвоню, если что.
– Я буду в офисе, – отвечал преданный и трудолюбивый Коля.
– Ну, как знаешь…
Летел с одним кейсом с документами и с двумя чистыми носовыми платками – все необходимое доставят на месте. Никогда не садился у окна, устроился у прохода, соседнее место оставалось пустым. Перед взлетом без понуканий стюардессы привычно пристегнул бесполезный ремень безопасности: ритуал. Взял из кармана переднего кресла аэрофлотовский рекламный журнал и прикрыл глаза. Взлетели, спустя минут десять в салоне началась суета: стюардессы разносили напитки, пассажирки засновали в туалет. Одна из них, когда самолет качнуло, плюхнулась на Равиля. И тот, открыв глаза, услышал:
Всмотревшись, в чертах неюной пассажирки, когда та сняла темные очки, крашенной в красное и в нелепой шляпе, с трудом и безо всякого интереса узнал Дарью Сухорук. Та, напротив, невероятно возбудилась этой неправдоподобной встречей. Равилю пришлось узнать, что его подруга юных лет никакая теперь не Дарья Сухорук, но Дана Кацман и проживает не в Болгарии, а в Канаде.