Спички

Будь я режиссёром, короткометражку б я снял,
Вложив в неё всё содержание сирого сердца:
И в кадре – одно серебро среднерусского дня,
Длина? – Две минуты. Сюжетец? – почти без сюжетца:

Нашивка, что ранен. Сержант отворяет калитку.

Некрашеный дом, бузина, на калитке кольцо.
Дам я ему лет двадцать пять – двадцать восемь навскидку;
Мешок его пуст, зарыжело цевьём ружьецо.

Собака с баранкой на месте хвоста приседает,

И пасть разевает, и блещет на солнце слюна.
«Хоть, может напиться дадут – так же в книжках бывает —
Мать, может, там, или вдова, и предложит вина,

А может, постелят в сенях», – мой служивый мечтает, —

«Тулупом овчинным накрывши простреленный бок,
Оставят в покое». Дворняга смеется и лает,
И вздорно по ветру весёлый гремит флюгерок.

Будь я режиссёром, я выбрал бы при монтаже

Единственный кадр, тот, в котором застыло движе

О сгоревшем доме

К.

Веранда, сруб неважен, мотылёк,
Неважен над углём тоски дымок.
И не важна сирень в стекле веранды,
Неважно всё, чему все были рады,

Что в памяти есть россыпь снимков с дома,

Что сердце, график – линии маньяк
Срисовывает дом – с фотоальбома.
Дом выглядел родной не важно, как,

Точней – веранда. Скорбно, с абажура —

Тем жарче, чем незримее натура.
Воображенье пишет акварель,
Ведь не при мне же абажур горел.

Дом цел в воспоминаньях мотылька

Приабажурного, прожившего так мало,
Что до пожара мотылька не стало,
Что фото гладишь, памяти рука?

Брось, память так умрёт, как я умру,

Брось, снимки, что желты, совсем истлеют.
Что глаз фотографировал? Муру,
Любительскому кадру – двойка. Неуд.

Не лги, что жил, короче жизнь, чем день,

Что длится до закатного пожара.
У ангела, в сирень
Впускающего хоботок свой, вздрагивает жало.

Чёрны вороны, Южная Русь

Валерию Гриневичу

В кулак с роскошного куста
Калина – девка – сирота
Жмень крупных ягод отпускает.
Над южным ветром облак тает;
Трава над чёрными комками
Земли. Горячий воздух сух.
Глаза беспутных молодух —
Нет, вороны над головами!

Над золочёною травой

«Глаза», летящие попарно,
Следят, как сочный бьёт угарно
Из чернозёма пар живой.
Черны, в ресницах мощных крыл,
Молчащие без выраженья.
По небу ярких лиц скольженье:
«Ты что, о смерти позабыл?» —

И: «Для чего в горсти калина?» —

И: «Горечь рвать – знать горечь есть».
И вспорет ветер тучи жесть.
И вспыхнет неба середина.

Паровая труба души