1. Печально с Отцом говорю,Он слышит: «Избавь меня, Отче!2. Предателей слушать нет мочи,Нет сил – доверяться льстецу и вралю».Сулит тебе сахарный рот,Увидишь, – обильный прибыток:Точёные стрелы высотИ угли язвительных пыток.3. Я мыкаю горе в шатрахКидарских, сбежав от гоненья,4. Долгие годы я прожил вот так —В ладу с кровопийцами всё это время!5. Мне стоило слово сказать —Со мной без причины войну начинали!Ты слышишь, Господь, эту песню печали:«Когда же, когда же вернусь я назад?»Проста механика поэзии моей,Как костюмированный бал, как бред Декарта,Как честный скальпель в кулаке Ролана Барта:Взять с бородой сюжет, взять двух любых людей,Взять самого себя и выставить неряхой,Вложить жаргон в уста, не причесать вихров,Для декораций взять местечко будь здоров,И всё. А после заходиться певчей птахой.К примеру вот он я, как яблочко румян,Сижу в кофейне пьяный и тридцатилетний,И Гену Святца разместил на задний план,А Гена – он наркоторговец не последний,Женившийся давно на девушке моей…Друг, слушай, как поёт дворовый соловей:Гене СвятцуВ кафе заштатнейшем, проткнув сельдь тусклой вилкой, послав на длинный фертъ подруг,Внимая мой полудикарский звук, прости его, и встреть — полуухмылкой. Ты – мне, а я – тебе – валяй – по сказке:За Терек, за Куру, и проч…А кстати, помнишь чёрненькие глазки……В шашлычной ленинградской помнишь ночь,Когда избитый нами гардеробщикВ свисток заладил, гад! – чтоб им – чертей глушить!Тогда бес в образе брюнетки, как извозчик,Умчал (умчала?) – на чердак… любитьПод слуховым окном на шлаковой засыпке,Кругом сирены воют – ментовские скрипки…………………………………………………1.Как я в ту ночь орал! Как лапой рвал я струны!Как не боялись мы с тобой тюрьмы… сумы… легко давалось, Ген, взаймы!…Всё объяснимо, мы ж ведь, Генчик, были юны,Меж невских першпектив разболтанной зимы.Носил башку всегда ль всяк вьюнош аккуратно,Кто «низкий страх» с пижонским видом не ругал?(Не «в курсе», что слова вернутся – не бесплатно)?…Сто лет друг другу не звоня,На разных досках – два мы шахматных коня:То – быстрый шах, то – вскачь, стремглав, обратно…Поговори теперь, да – выслушай меня!Вот вся несложная механика стиха —Прожекторов, кулис и рампы.По-возрожденчески классические штампыВ театре освежаются. БлизкаСтановится нам вдруг старьё-поэма снова,Хотя её склоняли все, кому не лень:Мы помним тексты Пушкина, Толстого…Ах, юный Лермонтов в фуражке набекрень!Ещё историю? Что ж, расскажу ещё я:Вайнах вскричал перед базальтовой скалою:– Хочу, хочу…Алла, Алла!В Москву! В Москву,Там наявуЯ был бы сыт, Алла, телячьей колбасою,Проста механика – кавказский рэкетирМне в жизни встретился, стихи слагавший мило,С акцентом: «Враг, какая мать тебя кормила», —Под Лермонтова врал, «какой породы молоко»? —В поэму я его засунул далекоЗа то, что у поэта Ладогина СлавкиБрал дань говяжьей колбасой он с книжной лавки.Теперь в мечтах он слизывает жирБараний с пальцев… снится пирГорой…Есть хочет наш герой.«Вай мэ!», – абрек, как рысь, приподнялся,Вдруг сузились глаза.И вот – УАЗ, рыча, сошел с ухаба.Смолк двигатель. Замка щелчок, посыпались из тьмы солдатушки Хаттаба.Абрек подумал, подавив зевок:«…А в штатах гэвэрят, на Рождэство – индюк», —«И нет бы в подпол палажитъ на лёд барашкъа»! —«Шлеп!» – пленный вытащен как человеко-тюк,И – к мышкам в подпол: «хараша «заначка»»! —Джигит нахмурил бровь,…Меж тем в подвале, слыша скрип шагов…Дрожит американец, лёжа ниц.Зовут его Кен Глюк, с «Врачами без границ»Он помогал военврачам, хирургам, — бандитам раны пользовать и уркам,Где взял того американца? Лично знал,Знаком через одну московскую блондинку,Сюжет про плен – весь рассказала мне она,Детали выглядели дико,Как кафкианские куски дурного сна.2.…Аж прослезился мой нью-ГулливерСквозь эластичную чеченскую повязку,Мысль: «Где ж тут ссать»? – вогнала янки в краску, и мрачно съежился американский хер.……………………………………………………………………………………Вокруг базальт, снега, ветра, гранит,Поземкой по небу горитДалёкий перевал, пустой и вьюжный,И сипло кашляет астматик безоружный……………………………………………………………………………………………«Уж лучше б застрелили сразу»… —Он сам не знает, почему —Шаг дамский чудится ему:«Горянка?»… – в погреб дуновенье лаза,«Чеченка!», – меж запястий, за спинойОслабла боль, плечо тряхнуло, С глаз сняли тряпку, головой Над лазом поднявшись, что ж видит янки? Видит – дуло.Над дулом – маска:Молча чай дает,Кидает в подпол одеяло:«Пэй»! – шепчет. Мериканец тихо пьет.«Вы кто, мадам»? – и маска закивала, и кашлянул под маской чей-то рот:Тут я придумал от себя: лорд Байрон всемВбил в голову, что дамы пленников спасают,И кстати, их ни вши, ни мухи не кусают…Все с лордом заодно… а мне тот лорд зачем?Решил английский штамп я выбросить из текста:Ждёт голосочка Кен, а что же будет вместо?3.Вдруг маска – сиплымГолосом мужским,«Ну что, нэпилсэ, бляд»? – сказала, —«Влэзай»! – и дулом покачала.И деревянный приподняла лаз над ним:Свернул и подоткнул тряпичные края,Возясь, ворочаясь, улегся: «Как там, по-русски… мог и спечься я…Мог, сто пудофф… Да вот, не спекся», —Так в полудреме полумыслил Кенн.Уж веки тьма ему слепила, сидящего вайнаха теньУ очага папахою крутила.……………………………………………………………Что ж, вот и вся механика моя.Читайте сами. Умолкаю я.4.Промчался день. Был снова чай. Был сахар.И снова. Тут вайнах защелкал языком, и гордо указал американцу на пол: а на полу – стоит магнитофон!..Мелодия, с нажатым «плэй»;На пленке: «Русского – давай, убэй»!И подпевает стражник. Глюк решил спроситься: «Где мне, не скажешь, помочиться»? —Со стула поднялась тот часГорбатая ночная птица, несет ведро: «Вот унитаз. И слышь, братан, не очень шэвэлитсэ»!Ударил в окна дальний гул.Вильнула струйка безобразно: «Ссы, ссы, лавина не опасна», — сказал чеченец «гостю» и рыгнул.…………………………………………………………………………5. Кенн Глюк был из подвала извлечён,Когда пришли вторые сутки плена: «В «Юнайтед стейтс», – в уме прикинул он, —Вмешается сенат всенепеременно,Вот и относятся чеченцы понежней,Lo! Кормят! Жить в Америке верней…Вдруг – хриплый шепот – прямо в нос ему:«Захочэш, доктар, маску, э… сниму»! —«Сними, ведь в ней, конечно, жарко». —Движенье белое руки,И в свете свечного огаркаГлаза горячие сухи.