Спички медленно тлеют во тьме. Сборник рассказов

Единственное, что не давало мне покоя во всей этой конфетной приторности и радужного единения с Женечкой – это ощущение жгучего стыда и совести, разъедающей голову изнутри. Я ведь друга избил! Господи, какой я идиот,– думал я про себя каждую свободную минуту. И поэтому весь месяц, что Павлик пролежал в больнице по моей вине, я навещал его. Семья Павлика, которая так хорошо ко мне относилась и принимала как родного, отвернулась от меня, и только с позволения Паши они умерили свой пыл, но до этого позволения было еще далеко. Состояние Паши было тяжёлым, были сломаны рёбра, повреждены глаза и вся височная часть головы. Он долго не приходил в сознание, почти неделю пролежал в отключке. Практически каждый день после школы я бежал к нему в больницу узнать о его самочувствии.

В обычной клиновской больнице никто из персонала не придерживался идеи о выборочности посетителей. Пускали всех без разбора. В целях безопасности Паши в палату я не заходил. Напрямую бежал к дежурному врачу. Это сейчас это прозвучит дико, но тогда мне казалось вполне логичным. Каждый раз, заходя в больницу, я мысленно просил у него прощения, будто знал, что он меня услышит. Но как только ему полегчало, и он наконец-то открыл глаза, я стал навещать его, заходя в палату, и слова просьб о прощении получили своё голосовое обрамление.

Лицо Паши было по-прежнему безмятежно, глаза, в которых должна была гореть мальчиковая злость, были мягки, а уголки губ были приподняты настолько, на сколько позволяло его тогдашнее состояние. Мне даже слегка показалось, что он был рад видеть меня. И я узнал в почти полностью перебинтованном парне своего лучшего друга, Пашку Миронова.

– Паш, прости меня, – я говорил ему каждый раз у порога его палаты, – я был идиотом, но теперь всё по-другому, я всё осознал.

Он долго молчал после того как ему сняли швы. Мне казалось, что со мной он больше не заговорит.

– Паш, ну правда. Это был опрометчивый поступок, я многого не знал, – в сотый раз проговорил я, усаживаясь к нему на кровать, – а теперь всё по-другому, понимаешь…

– Ты и сейчас многого не знаешь, – сказал он, и комната наполнилась его низким немного с хрипотцой голосом.

– Блин, Паша, как я рад, что ты снова говоришь, – проговорил я, от радости сжимая его руку в своём кулаке, – я думал ты больше…

– Я серьёзно, – перебил он меня.

Вдруг мне показалось, что голос его и впрямь стал серьёзным, а вид немного напряжённым. Он явно что-то перебирал у себя в мозгу и долго не решался мне об этом сказать. Сжав губы в тонкую нитку, он долго смотрел на меня, и взгляд его был полон сожаления и грусти. Зрачки его от напряжения бегали туда-сюда.

– Паш, ты чего?– голос мой почему-то был непривычно тихим и напуганным.

Он свёл лохматые тучные брови к переносице, глубоко выдохнул и сказал:

– Ты должен кое-что понять..

– Что? Понять что?

Лицо его стало еще более напряженным:

– Не перебивай, пожалуйста.

Я опешил, всё ещё не мог настроиться на серьёзный лад:

– Лаадно..

– Всё, что я скажу в следующую минуту, пойми и постарайся принять это как можно спокойно. Зная твой характер, я долго молчал и старался не лесть в ваши с Женей отношения. Но как видишь, я здесь, а значит, мне уже терять нечего, своё я получил, – он долго выдыхал изо рта воздух, а потом продолжил,– Недавно кое-что произошло…Ты пойми меня правильно, я знаю, что ты чувствуешь к Жене, но она…она…она – не та, за кого себя принимает.

Тут мой уровень напряЖЕНИя стал зашкаливать и я не выдержал:

– В смысле?

А он мне в ответ:

– Ты можешь не перебивать?

Видя, как ему тяжело говорить, я немного охладил пыл:

– Ладно, прости.

После долгой тишины он снова стал говорить: