Я взял у него бутылку и в два глотка выпил половину.
— Итак, мы теперь побратимы по воде? — спросил я его.
Марсианин меня не понял, но Джейсон звучно рассмеялся.
Четыре снимка дельты реки Кирилодж
Иной раз невозможно растолковать тупой нелепый поворот в развитии событий. Где-то расширяется Солнце, вспыхивают и гаснут звёзды, на мёртвой планете зарождается и развивается цивилизация, превосходящая в своём развитии нашу. Ближе к дому правительства летят на помойку, за ними туда же следуют те, кто их сбросил. Мутируют, сливаются — а чаще разделяются — религии, идеологии, философии. Трещит и крошится старый мир, на развалинах растёт новое, назвать которое новым не поворачивается язык. Срываем любовь, не дав ей созреть, и приправляем её специями, чтобы сделать вкуснее. Молли Сиграм меня, можно сказать, любила. Потому что я под руку подвернулся. Ну и что? Лето подходило к концу, а виды на урожай не вырисовывались.
Давно почившее «Новое царство» казалось теперь одновременно пророческим и бесконечно старомодным. Его робкое восстание против традиционных церквей казалось мелкой сыпью в сравнении с вулканическими фурункулами сменивших его движений. Вместо прежних сообществ неупорядоченных половых сношений, ханжески прикрывавшихся священными хоругвями, возникли вызывающе дионисийские культы, лишённые декоративной набожности «Нового царства». Там не притворялись, что не существует ревности, там не только её признавали, но и обставляли ритуалом. Обиженный пренебрежением любовник прибегал к сорок пятому калибру — в упор — и возлагал на труп коварной изменницы алую розу. Бичи бед и злосчастий конца времён подтягивались под елизаветинскую драму, страшный суд сводился к комедии масок, к фарсу.
Саймон Таунсенд, родись он десятью годами позже, вполне мог бы вписаться в один из этих вертепов духовности а-ля Квентин Тарантино. Однако падение «Нового царства» лишило его иллюзий и заставило возжелать чего-нибудь попроще. Диана всё ещё звонила мне время от времени, примерно раз в месяц, при благоприятной обстановке и всегда тайком от своего благоверного или в его отсутствие. Иногда сообщала свои новости, чаще напоминала о себе, шуровала тлеющие угли остывающей памяти, чтобы согреться. Очевидно, не хватало тепла домашнего очага, хотя финансовое положение семейства Таунсендов улучшилось. Саймон теперь обслуживал «Иорданский табернакл», их скромное независимое молельное заведение, на полную ставку; Диана подрабатывала там же, сновала между церковью и своей квартирой, а иногда убегала в местную библиотеку почитать книгу или ознакомиться с газетами. Современные книги, текущие события — Саймон этого не одобрял. «Иорданский табернакл» — церковь высвобождения, наставлял он Диану. Прихожанам рекомендуют не включать телевизоры, избегать книг, газет и иной эфемерности мирской псевдокультуры. Иначе застанет тебя Царствие Небесное врасплох, нечистым.
Диана этих принципов не проповедовала — меня, во всяком случае, убеждать не пыталась, — однако уступала своему наставнику, не подвергала сомнению его поучений. Иногда мне этот бред надоедал.
— Диана, — не выдержал я однажды. — Неужели ты веришь в эту перебздень?
— Ты о чём, Тайлер?
— Не включай телевизор, не держи дома книг, гипотетики — посланцы Царства Божия… Всё это дерьмо, и место ему в ж… — Я, должно быть, в тот вечер перебрал, одолел лишнюю бутылочку пивка.
— Саймон в это верит.
— Мне на Саймона большую кучу.
— Саймон более крепок в вере, чем я. Я завидую ему. Понимаю, что сказанное им звучит… Ну, «Выкинь книги в помойку» и всё такое… Звучит, как будто он груб, заносчив, мнит о себе… Но это не так. На самом деле это кротость, акт отречения, повиновения, правда. Саймон отдаётся Богу так, как я не в состоянии.
— Ых-х, счастливчик…
— Да, счастливый. Тебе этого не понять, но он такой умиротворённый… Он нашёл в «Иордане» баланс душевного равновесия. Он может глядеть на «Спин» и улыбаться, потому что знает: он спасён.
— А ты? Тоже спасена, или он тебя спасёт своей верой? В карман прихватит?
Она долго молчала:
— Хотела бы я знать ответ на этот вопрос. Хотела бы. Я и правда иногда думаю, что веры Саймона хватит на двоих. Что его вера достаточно сильна, чтобы и на меня хватило. У него ангельское терпение. Единственное, из-за чего мы спорим, это дети. Саймон хочет детей. Церковь это поощряет. Я понимаю, но денег нет, да и… мир такой неспокойный, что нас ждёт?
— Ну, это не то решение, где он может на тебя давить.
— Да он и не давит. «Вручи это в руки Господа, — говорит он. — Господь знает, что лучше».
— Но ты, конечно, слишком умная, чтобы ему поверить. Ты ведь вообще у нас умнее всех.
— Я? О, Тайлер… Надеюсь, что нет. Очень надеюсь.
Если пристать с религиозной пропагандой к Молли, она пошлёт вас «вместе с вашим …ным Богом» в анальное отверстие. «Всяка баба за себя» — вот её принцип. «Особенно если учесть, что мир расклеился, что никто из нас и до пятидесяти не дотянет, — добавляет она. — Я не собираюсь остаток жизни протирать пол коленями».