Спиной к Западу. Новая геополитика Путина

Была ли она на самом деле поверхностной работой злорадного французского денди, несправедливой и неточной? Это была книга со значительными недостатками, хотя бы только потому, что Кюстин провел большую часть своего времени в двух самых больших городах страны. Но он приехал в Россию отнюдь не с предвзятым настроением; он был внимательным наблюдателем, и свои истории он не выдумывал. Как много позже писал Джордж Кеннан, «если мы даже согласимся, что «Россия в 1839 году» не очень хорошая книга о России в 1839 году, мы окажемся перед тревожным фактом, что это великолепная книга, несомненно, самая лучшая из книг о России Иосифа Сталина».

То, что писал о России в то время Карл Маркс, тоже могло бы расцениваться как превосходный пример русофобии. Но Маркс не был экспертом по России, не был посвященным человеком, и не жил в России. Для этого нужно обратиться к дневнику балтийского немца по имени Виктор Ген (Хен), образованного человека, работавшего библиотекарем в Императорской публичной библиотеке в Петербурге.

Его дневники «De Moribus Ruthenorum» (вышли посмертно в 1892 году) были разрушительным перечислением всех плохих сторон жизни в России, прежде всего, поверхностности даже образованных русских, их неумений, лжи, претензий, коррупции. Он не нашел в России ничего, что бы ему понравилось, не говоря уже о том, что вызвало бы восхищение. Его книга тоже далеко не справедлива (назову только один пример: Пушкин и Лермонтов не упомянуты в ней ни разу, а Гоголь представлен как незначительный писатель с большими недостатками).

Если учесть, что Ген писал это в 1860-х годах (когда было уже опубликовано более половины произведений Достоевского, и уже начала выходить «Война и мир», не говоря уже о Тютчеве, Тургеневе и других); что «Мертвые души» и «Ревизор» по любым стандартам являются выдающимися произведениями; и что середина того столетия была бедным временем в летописи немецкой литературы, то это демонстрация то ли глубокого невежества, то ли колоссальной дерзости.

В любом случае русофобия подразумевает «страх перед Россией», а ни Кюстин, ни другие упомянутые России не боялись. Они смотрели на нее сверху вниз, и это, возможно, вызывало еще большую обиду.

А был ли русофобом Отто фон Бисмарк? Он служил в это время прусским послом в России. Он вращался в других кругах, и его основной интерес относился не к русской культуре. Он точно не боялся России, но предупреждение, которое он оставил немецким творцам внешней политики, было: «Не воюйте с Россией». Неудивительно, что Бисмарк стал фаворитом русских националистов, тогда и теперь. На такие чувства отвечали взаимностью: когда Александр II был убит, консервативная берлинская газета «Kreuzzeitung» поместила новость об этом под заголовком «НАШ ИМПЕРАТОР УМЕР».

В этот период в России еще не было никаких политических партий; они появились только пятьдесят лет спустя, как раз перед первой русской революцией, во время нее и после. Именно в это время родились организации радикальных националистов, и именно из этого периода некоторые из современных ультрапатриотов черпают свое вдохновение.

* * *

Эта тенденция – растущей воинственности и чувства, что необходимо организовываться – ни в коем случае не была изолированным российским явлением; ее можно было наблюдать во всех основных европейских странах. Она основывалась на страхе того, что левые постоянно добивались успехов, что страны Европы, возможно, даже стояли перед опасностью революции. Во Франции, например, это настроение привело к появлению «Action française» («Французского действия») и других подобных групп. Дело Дрейфуса раскололо страну и создало для крайне правых большой источник благосклонности и поддержки. В Германии ультранационалистическая тенденция не привела к созданию большой политической партии. Скорее реакция была культурной: консерваторам, ведущей правой партии, удалось адсорбировать это настроение и интегрировать его в свои собственные ряды. Так консерваторы стали более антисемитскими, более антилиберальнымы и воинственными.

В России растущее террористическое движение и революционный фермент привели к созданию различных групп с такими названиями, как Союз русского народа (СРН), который привлек людей из различных слоев общества. Поддержка пришла от духовенства и полиции, из рядов высшего сословия, но еще сильнее – от мелкой буржуазии и Охотного Ряда. Это было названием улицы и небольшого квартала в центре исторической Москвы, где располагался мясной рынок. Люди, живущие там, часто совсем недавно приехавшие из деревни, были грубыми и малообразованными, сбитыми с толку городской жизнью и быстрым темпом социальных изменений. Довольно сильный криминальный элемент в этом районе дал начало Черной сотне, движению, которое играло видную роль в погромах (или было главным подстрекателем к ним) в России в 1905-1906 годах.