Спиной к Западу. Новая геополитика Путина

«Память» скоро начала раскалываться на различные части, и она прекратила свое существование задолго до смерти ее лидера в 2004 году, прекрасный пример всего, что было не так в русском радикальном национализме. Но полезно помнить, что самая острая критика исходила не от иностранцев или евреев и масонов, а от русских, возможно, потому что они знали это лучше, чем люди за границей.

Никто не описал это более беспощадно, чем Николай Бердяев, который так писал о националистической доктрине и практике русских правых радикалов: ««Союз русского народа» не имеет отношения к политике в строгом смысле слова. «Союз» этот есть лишь беспорядочный сброд элементов дикости, варварства, языческой тьмы и нравственной распущенности, веками сохранявшейся в русском народе. Это – разгул старорусской анархической распущенности инстинктов, не ведающий никакой нормы, это – последняя вспышка того нравственного идиотизма, который воспитывался силой слишком застаревшего деспотизма. В «союзе русского народа» чувствуется восточная дикость и темнота, а временами показывается морда зверя и обнаруживаются атавистические переживания людоедских инстинктов».

* * *

Однако до гласности не было известно (разве что, возможно, немногим избранным в Москве), что у «русской партии» были намного более глубокие корни, тянущиеся в отдаленное прошлое, особенно на среднем уровне коммунистического партийного аппарата. В общем и целом, было известно, что в 1930-х годах по инициативе Сталина произошел поворот от пролетарского интернационализма к советскому патриотизму.

В 1936 году было дело Покровского. Михаил Покровский, старый большевик, профессиональный историк и некоторое время заместитель наркома (министра) просвещения, написал несколько работ по истории России в старом духе ленинизма, который разоблачал все старые националистические стереотипы. Его чрезвычайный антипатриотизм был, вероятно, решающим фактором в повороте в советской историографии; в результате его высмеивания, Александр Невский и Дмитрий Донской, даже другие традиционные герои, такие как Иван Грозный, все возвратились на их законное место в российской истории.

У поворота к патриотизму были, однако, свои ограничения, и только при преемниках Сталина русская партия приобрела сторонников даже на высшем уровне. Одним из ее главных сторонников был Александр Шелепин (1918–1994), который сделал свою карьеру в руководстве комсомола, коммунистической молодежной организации, и был главой КГБ между 1958 и 1961 годами. Он был протеже Хрущева, но позже был вовлечен в успешный путч против него, надеясь (согласно некоторым доказательствам) занять его место. Это было просчетом. Шелепин сохранил свое место в Политбюро на некоторое время, но постепенно его оттуда вытеснили. Под его руководством русский националистический элемент в партийном аппарате стал более сильным и получил большую свободу маневра – но все в определенных рамках.

Нарушение правил, например, непризнание, по крайней мере, на словах партийной идеологии или открытые возражения против нее могли быть опасны. Некоторые националисты, проигнорировавшие правила, оказались в Гулаге. Но их число было очень невелико по сравнению с теми, кто требовал больше демократических прав. Другими ведущими защитниками националистов были Юрий Мелентьев, также из комсомольского руководства, позднее министр культуры РСФСР.

Если при Леониде Брежневе у русской партии была (почти) полная свобода действий, потому что у генерального секретаря не было никакого интереса к идеологии, то эта свобода маневра была более ограничена при Юрии Андропове, которому не нравились эти ультранационалистические уклонисты. Но пребывание Андропова у власти оказалось кратковременным, и их неудача тоже была только временной.

Были различные признаки усиления национализма на протяжении последнего советского периода, с появлением «почвенников», группы писателей-«деревенщиков» с 1960-х годов, возможно, даже еще раньше. Можно было бы упомянуть в этом контексте Михаила Шолохова (19051984), но он всегда отстранялся от деятельности московской группы и с возрастом стал примадонной.

Его роман «Тихий Дон» был работой выдающегося качества и имел мало общего с официальной партийной линией социалистического реализма. Это произведение действительно настолько превосходило все, что Шолохов написал в последующие годы, что возникли сомнения (вероятно, необоснованные) относительно того, было ли оно действительно его работой или же написано, по крайней мере, частично другими авторами. Он был истинным консерватором, который презирал городских писателей и демонстративно держался как можно дальше от городской жизни и всего, что символизировал город.