Спиной к Западу. Новая геополитика Путина

Учитывая тревожные сценарии, вызванные в воображении в «Третьей империи», можно было бы ожидать, что ее автор построит глубокое подземное убежище в своем доме, далеко от центра Москвы или удалится на какой-то из островов Южных морей. Вместо этого Юрьев переехал в Соединенные Штаты, утверждая, что деловые возможности там лучше. Конечно, это могло быть и так, но это вызывает вопросы относительно здравомыслия авторов и издателей в российской столице, так же, как и относительно искренности и глубины их патриотизма. Зачем же тогда воспринимать всерьез телевизионный документальный фильм, снятый простым архимандритом – не очень высшее звание в церковной иерархии? В конце концов, господин Путин известен своим прагматизмом; ни на его, ни на его коллег в их политических решениях не повлияли бы какие-то утопические или антиутопические фантазии.

Такие аргументы, возможно, казались убедительными в 2008 и 2007 года, когда две рассматриваемые работы были впервые предложены общественности. К сожалению, со временем приходится чувствовать себя несколько менее уверенным в этом отношении.

Возрождение имперской политики

В течение долгого времени главной заботой российских политиков, как и остальной части страны, были вопросы внутренней политики. Пока не было минимальной стабильности дома, не было ясно, кто управлял страной, пока экономика не функционировала, по крайней мере, в некоторой степени, Россия была объектом политики, а не нормальной державой, преследующей свои собственные интересы.

Горбачев и Ельцин также вели переговоры с иностранными государствами, но их главной целью, как они это видели, должно было быть ограничение понесенного ущерба; российская экономика рухнула, и страна срочно нуждалась в иностранной помощи. Изменения происходили лишь постепенно, уже после нескольких лет правления Путина как президента. Путин обеспечил минимум стабильности, которая была необходима, но одного этого не было бы достаточно.

Это стало не результатом духовного пробуждения или того, что Россия внезапно возвратила свою уверенность в себе и понимание своей цели. Это произошло по более прозаичным причинам – из-за растущего спроса на мировом рынке на нефть и газ и сильно увеличившихся цен, которые платили за это сырье. За несколько лет Россия оказалась поразительно более богатой. Если бы вместо Горбачева и Ельцина (или другого члена партии реформ) к власти пришел, например, Егор Лигачев, когда-то главный соперник Горбачева, то и он извлек бы пользу из этого изменения к лучшему. Коммунистическую партию и ее вождей в 2005 году хвалили бы за достижение этого резкого улучшения благосостояния страны. Советский Союз все равно распался бы, потому что система была полностью гнилой, и падение режима, возможно, произошло бы с еще более разрушительными последствиями. Но это, возможно, произошло бы только два или три десятилетия спустя, в мировой ситуации, очень отличающейся от ситуации 1991 года.

Поразительные ошибки преобладали как на Западе, так и на Востоке относительно событий, имевших место в Советском Союзе, частично потому, что все произошло так неожиданно.

В Вашингтоне и европейских столицах было огромное облегчение из-за того, что Холодная война закончилась. Если это и не интерпретировалось как конец истории, то, конечно, рассматривалось как рассвет новой мирной эры. С Россией на пути к демократии опасность войны была устранена, военные бюджеты можно было радикально уменьшить, и страны Запада могли, в конце концов, посвятить свои усилия и ресурсы вопросам внутренней политики, которыми так долго пренебрегали.

Большинство наблюдателей следило за событиями в бывшем Советском Союзе со смесью доброжелательности и постоянного падения интереса. Некоторые западные наблюдатели думали, что путь России к свободе и демократии будет долгим и трудным, но это отнюдь не было мнением большинства. Даже с помощью ретроспективного взгляда трудно объяснить этот неоправданный оптимизм; учитывая прошлое и настоящее положение России, это крылось в принятии желаемого за действительное. Очень немногие рассматривали вероятность того, что потеря империи, возможно, не была концом истории и что, как довольно часто происходит в истории, будет предпринята попытка возвратить потерянное.