— Как видите, друзья, — академик кладет письмо на стол и снимает очки, — дорогой Давид был не только выдающимся ученым, но и прекрасным человеком и замечательным воспитателем молодого поколения. Я уверен, что открытый им самородный талант — присутствующий здесь Рамаз Коринтели — достойно продолжит великие начинания академика Георгадзе. Давайте встанем, друзья, и минутой молчания почтим светлую память нашего Давида Георгадзе!
Все поднимаются…
— Что сказал академик? — повторил вопрос Шадури.
Рамаз дернул головой — не мешай! Перевел назад кассету видеомагнитофона и снова вгляделся в заключительный эпизод.
…— Я уверен, что открытый им самородный талант — присутствующий здесь Рамаз Коринтели — достойно продолжит великие начинания академика Георгадзе. Давайте встанем, друзья, и минутой молчания почтим светлую память нашего Давида Георгадзе!..
— Ты что-то спросил? — повернулся вдруг Рамаз к Сосо Шадури.
— Ничего, Рамаз, ты, вижу, очень устал. Роман правильно говорит, поднимись к себе, выспись и отдохни.
— Да, ты прав, поднимемся в номер. Мне хотелось, чтобы мы расстались по-другому, более торжественно.
— Может, так оно лучше. Ты не наш человек. Понятно, что у тебя другая дорога, — на глаза Романа Гугавы навернулись слезы. — Но знай, все равно мы твои братья и, когда понадобится, всегда будем с тобой.
— А я желаю тебе никогда не нуждаться в нас, — добавил Шадури.
Рамаз взглянул на него и понял, что Сосо сказал это искренне.
— Пошли наверх!
— Нам незачем подниматься!
— Нам надо поделить деньги, которые вы мне принесли, я совсем упустил из виду, что вы можете совершить какую-нибудь глупость.
— Ладно, Рамаз, успокойся! — улыбнулся Шадури, — У нас было желание сделать тебе какой-нибудь дорогой и оригинальный подарок на память о прошлой жизни и бывших друзьях. Мы хотим, чтобы ты каждый день вспоминал, что ты, всемирно известный человек, был одно время нашим другом и жил нашей жизнью.
Рамаз улыбнулся и дружески похлопал обоих по плечу.
В вестибюле они еще раз расцеловались.
— Прощай, Рамаз! — растроганно сказал Гугава.
— Прощай, Роман!
— Не забывай нас! — сказал Шадури.
Рамаз тепло улыбнулся в ответ.
Они пошли.
Коринтели, застыв, глядел им в спину, навсегда прощаясь с прежней жизнью.
Вдруг Сосо повернулся, бросив Роману, что он на минутку, и снова подошел к Рамазу:
— Рамаз, у меня к тебе вопрос. Только ты должен ответить откровенно! — Взяв приятеля под руку, он отвел его в свободный угол вестибюля.
— Слушаю тебя!
Схватив Рамаза за обе руки, Сосо спросил:
— Не обманывай меня, скажи честно, ты действительно Рамаз Коринтели?
В ответ Рамаз громко расхохотался.
— А кем я могу быть? Я еще не развеял твои сомнения?
— Не знаю, может быть, ты — его близнец. Или двойник! Ничего не могу с собой поделать, мне никак не верится, что ты Рамаз, Рамаз Коринтели!
Коринтели снова рассмеялся.
И снова Сосо Шадури забил озноб. Ни один мускул не дрогнул на лице Рамаза. Оно смахивало на грубо намалеванную маску смеха, в круглые отверстия под бровями которой смотрели чьи-то недобрые глаза.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Гоги Ломидзе сразу не понравился Рамазу. Точнее говоря, увидев восторженное лицо сестры, он понял, что Инга самозабвенно влюблена в молодого человека, — именно это и не понравилось Коринтели.
Да выражают ли слова «не понравилось» то чувство, которое охватило Рамаза при виде незнакомого юноши и влюбленной Инги?!
Сестра позвонила утром — у меня к тебе срочное дело, приходи непременно. Рамаз чувствовал себя утомленным, выходить из дому не хотелось. Голос сестры сразу взбодрил его, заставив странно трепетать сердце.
«Господи, когда наконец я справлюсь с собой?!» — подумал он в смятении.
— Как ты? — спросил он Ингу, и ему самому не понравился собственный срывающийся голос.
— Превосходно!
«Превосходно!» Подозрение резануло Коринтели по сердцу.
— Да, превосходно! Приедешь ко мне? Знай, я буду не одна. Оденься получше.
— Кто будет еще?
— Только один человек. Мне очень хочется, чтобы ты ему очень понравился.
У Рамаза перехватило дыхание, он растерял все слова.
— Слушаю!
— Что, Рамаз? Что с тобой? — Ледяной голос брата поразил Ингу. — Алло, алло! Я слушаю, Рамаз!
Рамаз понимал, что рано или поздно наступит роковая минута. Его охватил страх, что Инга выйдет замуж. Что тогда будет с ним? Вместе с тем одна мысль ободряла его: может быть, замужество Инги навсегда вытравит из его сердца то странное чувство, которое он испытывает к сестре.
Он всегда боялся думать о замужестве Инги. Но, может быть, было бы лучше почаще думать о нем, переварить свое чувство и исподволь свыкнуться с ожидаемым ударом судьбы.
— Алло, алло, Рамаз!
— Слушаю!
— Что с тобой, Рамаз, что случилось?
— Ничего, я слушаю тебя! — Рамаз старался превозмочь нахлынувшие чувства, боясь, как бы Инга не догадалась о них. — Какой человек, что ты говоришь?
— Я хочу познакомить тебя с одним человеком.
— Может быть, вы придете ко мне? Я что-то неважно себя чувствую.
— Во сколько нам прийти?
— Сейчас сколько?
— Одиннадцать.
— Приходите в двенадцать.