Спираль

Чем чреват скандал? Сплетнями, которые сами по себе не сплетни, пересудами, бесчестьем, но главное — рухнет надежда на звание доктора. Разумеется, со временем он добьется своего. Никто не скажет, что он не разбирается в физике. Лекциями, статьями, новыми исследованиями он укрепит репутацию талантливейшего ученого. Никто не отнимет у него знания языков, но сколько времени и труда, борьбы и энергии потребуется опять для завоевания уже достигнутого. Да что там, с научной карьерой как-нибудь устроится, но придется окончательно распрощаться с мыслью о Маке Ландия. Рамаз прекрасно понимал, что с первой минуты скандального разоблачения Мака не захочет даже слышать его имени, гордая Мака, которая призвана спасти его от любви к собственной сестре.

На лбу выступили капельки пота, затем они высыпали по всему телу. У Рамаза было такое чувство, будто из-под его кожи моросит дождик.

«Марина должна умереть!» — громко крикнул кто-то ему в уши.

Он в испуге открыл глаза и посмотрел на женщину.

У Марины было такое измученное лицо, такой несчастный вид, что только железное сердце могло не пожалеть ее.

«Может быть, оставить все как есть, пока не женюсь на Маке? — как будто немного оттаяло оледеневшее сердце Рамаза. — А потом?

Допустим, я уговорю ее и женюсь на Маке. Чем это грозит? Как отнесется Мака к всесоюзному, а может быть, и большему по масштабам скандалу? Обождать с женитьбой? Мака — известная в Тбилиси девушка, дочь знаменитого отца. А мое имя сейчас у всех на устах. Разве я смогу довести дело до загса так, чтобы Марина оставалась в неведении? Конечно нет!

Как быть? Что делать? Как избавиться от Марины?

Путь один… Марина должна умереть».

— Рамаз!.. — страшным голосом закричала Марина.

Произошло чудо. Марина не угадала, даже не прочитала мысль Коринтели, а увидела, как эта мысль родилась в его голове, подобно тошнотворной, бесформенной красной слизистой медузе.

Истерический крик Марины вернул Рамаза к действительности. Злоба, горящая в его глазах, померкла, будто в лампочке до предела упало напряжение. Он закрыл глаза.

— Что ты кричала?

— Посмотри мне в глаза!

Рамаз разлепил веки, посмотрел на Марину и вздрогнул. Он понял, что молодая женщина проникла в его решение. Попытался улыбнуться. Улыбки не получилось.

— Что ты задумал, Рамаз?!

— Что я задумал?

Его удивленный взгляд сначала смутил Марину, затем успокоил, и наконец она ощутила укол совести:

«С чего я решила, что он собрался убить меня? Разве просто убить человека?»

— Ты лучше уходи! — сказала немного пристыженная Марина и накинула на себя халат. — Поодиночке мы, наверное, скорее успокоимся.

Она встала и прошла в ванную.

Рамаз с чувством гадливости проводил ее взглядом.

О, с каким удовольствием он утопил бы ее в ванне, если бы мог скрыть следы.

«Что делать? Что предпринять?

Надо держаться, взять себя в руки. Я должен медленно и постепенно, будто смирившись с судьбой, улестить ее — если сейчас пригласить ее за город, она может заподозрить неладное, испугаться и не поехать. В течение недели я якобы успокоюсь и примирюсь со всем, а вернув ее доверие, снова повезу в Пасанаури…

Лучше в ущелье Армази. Где-нибудь пристукну и сброшу в Куру.

Господи, и эту в реку!

Бог свидетель, я не вижу иного выхода. В чем я виноват? Разве я что-то обещал и не сдержал слова? Пусть за все пеняет на себя?» Его решение было твердым и окончательным.

* * *

От радости Рамаз воспарил на седьмое небо — Мака Ландия пригласила его домой. Сгоряча он решил приодеться, но тут же передумал. Ему не хотелось обнаружить перед кем-то свое ликование и волнение. Он оделся по-спортивному и посмотрелся в зеркало. «Неплохо!» — убедился он в правильности выбора: в кожаной куртке он выглядел более подтянутым, рослым и сильным. Собрался было сбрить усы, но немедленно решил, что не стоит этого делать, не то Мака вообразит, что он раб всех ее желаний. Временами на него, полного радости, накатывала тоска. Воспоминания о Марине были как нож в сердце, и у него опускались руки. Он даже не желал думать о том, что в ее утробе шевелится его ребенок.

Отчаянье быстро сменилось надеждой, твердой надеждой и ликованием; уверенность в будущем и ощущение собственной значительности оттесняли неприятные переживания в какой-то дальний угол души.

На рынке, неподалеку от стоянки, он купил белые гвоздики и положил их в машину. Поглядел на часы — время было рассчитано так, чтобы появиться у Ландия точно в восемь часов.

На мосту Челюскинцев он увидел толпу. Все смотрели вниз. Он остановил машину посреди моста и вышел. Волнение и любопытство обуревали наблюдавших.

— Что случилось? — спросил Рамаз у ближайшего молодого человека.

— Труп в Куре. В камнях застрял. Видимо, откуда-то принесло.

— Труп? — Что-то случилось с сердцем Рамаза: ему показалось, что оно разбилось на куски, словно стекло витрины от брошенного камня, и осколки посыпались в живот. Он быстро протолкался к перилам и поглядел вниз.