Спираль зла

Все прекрасное и печальное, что было в ее лице, исчезло, уступив место такой ледяной маске, что у него перехватило дыхание. С опустошенным сердцем вышел он из зала кремации и попытался закурить. Руки у него дрожали. И тут его с опозданием настиг шок от происшедшего. Все кончено. Он уйдет из профессии. Ему стала вдруг понятна реакция Шарлен. Ну конечно, не оставь он Венсана одного в Париже, тот был бы сейчас жив. Но разве это понимание хоть капельку ему помогло? Ничуть. Как бы он был счастлив, если б сейчас рядом с ним была Леа…

Услышав шум, Сервас повернул голову и увидел медленно взлетавший «Аэробус А320». Взлетные полосы в аэропорту были длиной больше километра. Мартен подумал, что, в конце концов, если здесь существуют люди, которым этот грохот не мешает жить, то и те, кто здесь покоится, тоже не в обиде, поскольку крематорий возвышается посреди кладбища.

Самира ждала его в машине. По ее красным глазам он догадался, что, пока его не было, она наплакалась вволю. Мартен уже подошел к пассажирской дверце, как звякнул телефон. Пришла фотография аэропорта Шарля де Голля с табло расписания вылетов, среди которых был и рейс на Тулузу, – и эсэмэска от Леа: через несколько часов она приземлится на ту же полосу, с которой только что взлетел самолет.

Он улыбнулся. Но потом его охватило беспокойство. Почему она возвращается? Что собирается ему сообщить? Что происходило с ней там, в Африке, в минувшие два года?

* * *

Когда Сервас забирал свою машину на парковке комиссариата, зазвонил телефон. Номер был незнакомый, судя по префиксу, нидерландский. Он сразу насторожился.

– Майор Сервас?

– Так точно.

Голос явно принадлежал человеку молодому. И в нем чувствовался легкий акцент: не то голландский, не то немецкий.

– Мое имя Геррит Нотебом, я офицер по связям с Европолом в Гааге.

Европол… Сервас ждал, что будет дальше. Ему казалось, что он знает, о чем ему хотят сообщить. Уже много лет он ждал этой новости: знал, что рано или поздно это произойдет.

– Это вы дали согласие на арест Юлиана Гиртмана?

– Это я его арестовал, – поправил собеседника Сервас.

– Он бежал.

– Что?!

Мартен заглушил мотор и, затаив дыхание, смотрел прямо перед собой сквозь ветровое стекло.

– Три дня назад. Из тюрьмы Леобен. Он жаловался на боли в груди. По запросу австрийской полиции его под конвоем отправили в больницу. Однако, кажется, их полицейские службы его недооценили. К его палате приставили всего одного охранника, и сообщники Гиртмана с легкостью его нейтрализовали.

– То есть вы хотите сказать, что он уже у черта на куличках?

– …на куличках? Не понимаю…

– Не берите в голову… Три дня? Да он уже может быть где угодно! Почему вы сообщаете мне об этом только сейчас?

– Я нашел ваше имя и номер телефона на дне его досье с пометкой: «Никому не выдавать, только в экстренном случае». А получил я досье только вчера вечером. Видимо, никто не счел нужным сделать это раньше.

Гиртман на свободе… Почему же это его не удивляет?

Мартен поблагодарил голландского полицейского и стал лихорадочно рыться в записной книжке в поисках телефона Радомила. Сердце отчаянно колотилось. Автоответчик… О черт! Он резко развернулся, заставив шины взвизгнуть на асфальте, выскочил с площадки и на полной скорости помчался к выходу.

Сирена, гирофары… Разойдись, черт вас дери! Дайте дорогу!

* * *

Он зигзагами лавировал между машин. Направо… налево… На полосе движения автобусов торчал автомобиль доставки, загородив собой почти две полосы, потому что водитель открыл дверцу. Увидев едущую прямо на него полицейскую машину, он быстро захлопнул дверцу и прижался к кузову.

Авеню Оноре-Сере, Бульвар д’Арколь, Страсбургский бульвар, рю дю Рампар-Матабьо, площадь Виктора Гюго…

Сервас поставил машину вдоль тротуара напротив дома, выключил сирену и, как сумасшедший, выскочил из машины. Потом быстро взглянул на потемневшее небо и увидел, как ослепительная вспышка с грохотом расколола его. Вспышка запечатлелась на сетчатке глаза, и Сервас потом долго моргал, чтобы отогнать ее, но она упрямо ложилась белым пятном на все, что он видел. Пока огороженная решеткой кабина ползла наверх, майор еще раз набрал номер Радомила.

– Мартен?

– Гюстав у тебя? – крикнул он.

– Да, играет с Анастасией. А что случилось?

– Никуда не выходите! Я сейчас приеду!

Наконец Радомил открыл ему дверь, в его глазах застыло беспокойство. Со своей курчавой бородой и длинными волосами знаменитый болгарский музыкант, концертмейстер национального оркестра Капитолия, был похож сразу на изысканного романтика и на богемного бродягу. А угольно-черные брови, голос с хрипотцой и среднеевропейский выговор придавали ему особое, «цыганское» очарование.

– Мартен, что случилось?