В бассейне она была одна; каталась на надувном кресле, какие видела только в фильмах или телесериалах, болтая в воде ступнями и запуская волны. Кончилось тем, что она решила проверить, есть ли здесь купальники. Купальники нашлись, и как раз ее размера.
«Что же я, простая студентка, все-таки буду делать на этом обеде? Уж не затеял ли Делакруа для меня какую-нибудь ловушку? Не окажусь ли я мишенью для их насмешек?» У нее защемило под ложечкой.
«Сосредоточься, Жюд. Не забывай, зачем ты здесь. Что уж после драки кулаками махать…»
Она вспомнила граффити в туалете на заправке, перевернутый крест, ее инициалы, вырезанные на стволе дерева, и разговор Артемизии и Делакруа, который так удивил ее вчера.
Кто-то знал… Кто-то следил за ней, как тень… Кто-то сопровождал ее сюда… а может, и опережал… Кто-то посылал ей предупреждения, а может, и наоборот: хотел ее напугать и заставить отказаться от своего проекта…
Был ли это он? Морбюс? Но он сам пригласил ее к себе в дом, хотя ему было достаточно захлопнуть дверь у нее перед носом.
Что бы там ни было, она ни от чего не откажется. И не потому, что не нашла то, что искала. Вовсе нет. По крайней мере, будет знать, что не зря потратила столько сил.
Жюдит, загребая воду руками, словно веслами, подплыла к бортику бассейна и подогнала туда надувное кресло. А потом с тихим плеском погрузилась в воду. Пора было возвращаться в комнату и приводить себя в порядок.
«Так что, я и правда в опасности?» – спросила она себя, ступая голой ногой на холодные плитки и заворачиваясь в полотенце.
И другой голос, более мрачный и тревожный, идущий из глубины – голос, который всегда появлялся в трудные моменты, – ответил ей:
20
Священник все никак не мог перейти узкий пролив вброд – по крайней мере, то, что он считал проливом и бродом. Шел зигзагами под дождем, лавируя между скользких и мокрых гранитных глыб, то и дело попадая ногами то в кучи вязких вонючих водорослей, то в песок, намытый течением отлива. А вокруг простирался неприветливый и хаотичный первобытный пейзаж.
Несколько раз Эйенга чуть не подвернул лодыжку, перелезая через скользкую скалу или попадая ногой в островки водорослей, разбросанные по поверхности воды. Он промок до костей и продрог до судорог, и нервы его уже давно были на пределе. Священник чувствовал себя жалким и бессильным. Милость Божья покинула его…
Струи течения терлись о его ноги, как водяные змейки, и он снова ощутил горячий змеиный язык у себя на ладони.
Его сразу затошнило.
В огромном замковом зале Эйенга вдруг вспомнил, где видел слово «ALGOL»: когда-то он останавливался в монастыре Святого Бенедикта к северу от Рима и жил там вместе с монахами-бенедиктинцами. У них было большое собрание книг от XVI до XX века. Они хранились за пыльным стеклом витрины в помещении без окон. Его любопытство сразу привлек (или ввел в искушение?) трактат по магии Люцифера, который он взял в библиотеке под предлогом познания врага, а на самом деле, чтобы посмеяться: уж не настолько он был наивен, чтобы поверить, что дьявола можно запросто вызвать на телеэкран. По вечерам Эйенга укладывался в келье в предвкушении запретного удовольствия от чтения. АЛГОЛ… Это имя фигурировало в книге, теперь он вспомнил. И происходило оно от арабского «Аль Рах Аль Гуль» (или что-то в этом роде) и означало «Голова Демона». А на иврите оно было известно как «Рош ха Шайтан», то есть «Голова Сатаны». А язык, на котором заговорил Цорн, – это енохийский язык: псевдоязык, которым пользовались сатанисты в своих ритуалах.
Отец Эйенга абсолютно не верил во всю эту дребедень, а вот Цорн, судя по всему, верил.
– Да пошел ты к дьяволу, Кеннет Цорн, или как тебя там…
Внезапно святой отец пронзительно вскрикнул: он-таки подвернул лодыжку. Сморщившись от боли, поднес руку к больному месту – и в этот самый миг раздался мощный удар грома, от которого затряслось небо и завибрировали ушные перепонки.
Кеннет Цорн вытащил из гнезда электронный ключ. 32 гигабайта для записи, которая длится всего три минуты? Он запустил компьютер и поставил запись. Снова послышался голос Ложье, обещавшего ему ад. Потом наступило затемнение. Три минуты шли пустые кадры, потом появилось новое изображение. Молодая актриса сидела на стуле посередине большой комнаты с неоновым освещением, а перед ней за длинным столом сидели четыре человека, среди которых был и он, Цорн.
Прослушивание. Кастинг. Он прекрасно помнил этот кастинг. Как же он мог его забыть?
Четверых сидящих за столом снимали со спины, а молодую актрису – анфас. Потом камера приблизила ее ангельское личико. Цорн ее вспомнил. Ей было не больше восемнадцати лет.
ГОЛОС ЦОРНА: Всё в порядке? Снимаем?
ВТОРОЙ ГОЛОС: Съемка идет.
ЦОРН: Как вас зовут? Для начала достаточно только имени.
ГОЛОС ДЕВУШКИ: Мия.
ЦОРН: Прекрасно, Мия. Вы выучили текст?
ДЕВУШКА: Да. Я готова.
ЦОРН: Отлично. Вы поняли, о чем там речь?