Спираль зла

ДЕВУШКА: Да. Речь идет о молодой девушке, одержимой дьяволом, у которой начинается припадок.

ЦОРН: Это тот самый момент, в который демон овладевает ею. Она не хочет его впускать, но в то же время что-то внутри ее жаждет, чтобы он вошел.

ДЕВУШКА: Да…

ЦОРН: Вы понимаете, Мия? Она страдает, ей плохо, но она испытывает желание, жаждет наслаждения, ее все сильнее охватывает экстаз. Постепенно она входит в транс и испытывает ощущение, которого никогда не испытывала до этой ночи. Улавливаете?

ДЕВУШКА: Думаю, да…

ВТОРОЙ ГОЛОС: Чтобы вам было комфортно, чтобы вы могли забыть о нашем присутствии и войти в текст, мы погасим весь свет в студии. Камера снабжена инфравизором, то есть вас будут снимать, а мы сосредоточимся на вашем голосе, дыхании и интонациях. Вы готовы?

Цорн остановил запись. Он знал, что произойдет дальше, и вынул электронный ключ из гнезда. Потом встал и оглядел зал, где ничего не было слышно, кроме грозы за окном.

Гобелены на стенах, импозантная кровать для курения опиума, привезенная из Гонконга, шкафчик с семью ящиками в стиле буль, маркетри, купленный с аукциона в Нью-Йорке в 1998 году; его первый драгоценный предмет – копия картины Луки Джордано «Падение мятежных ангелов», и еще одна копия, Уильяма Хоггарта, «Сатана, Грех и Смерть». И афиши всех снятых им фильмов. Особенно фильмов об эксплуатации и сексуальном насилии, и те сценарии, сцены из которых попали на почтовые марки.

«Чушь все это, суетная чушь», – подумал он. Права народная мудрость, которая гласит, что в могилу с собой ничего не заберешь. А он-то сам, что оставит после себя на земле? Когда-то Цорн верил, что величайшим из живых французских режиссеров станет Морбюс, которого он открыл и продюсировал: учитель, верный друг, почти гений…

Но Морбюс перестал снимать, удалился от мира и обосновался в Пиренеях.

Морбюс. Его величайший триумф. Его величайшее поражение.

Какова была вероятность набрести на Морбюса Делакруа, тогда еще никому не известного, когда он сам был молод и находился в поиске? Да никакой, или такая вероятность была равна нулю. И все-таки это случилось. И он знал, чему был обязан этим шансом.

Точнее, кому. Хотя никто в это не верил. Кроме небольшой группы людей…

Цорн был уверен, что из-за этого видео рано или поздно вспыхнет скандал. Особенно сейчас, когда актеры и актрисы порой становятся знаменитыми в результате судебных тяжб, которые они ведут, а не благодаря своему таланту. Да и главные информационные потоки очень охотно поворачиваются в сторону грязи и сплетен.

Его имя будет замарано и выброшено на помойку. А его дети узнают обо всех мерзостях, которые он совершал, о его извращениях, о злобе и вранье. Маловероятно, что он сумеет за себя постоять.

Цорн подошел к двусторонней доске для игры в триктрак и взял карты Таро, лежавшие на синем сукне. Там были только старшие арканы. Он семь раз перемешал колоду, снял левой рукой и разложил рубашками наверх. Вытащил только две карты. Их хватит с избытком.

Затем продюсер сосредоточился и громко задал вопрос:

– Что я должен сделать?

Когда он переворачивал первую карту, рука его дрожала. «Башня». Две фигуры падают с высокой средневековой башни, а с небес спускается язык пламени, норовя снести вышеупомянутую башню, с которой падают огненные шары.

Цорн знал, что две фигуры, летящие вниз с башни, – это две его жизни: жизнь публичная и жизнь тайная.

Вторая карта…

Он вздрогнул. Тринадцатый аркан… Скелет с косой, иными словами – Смерть. Под ногами у ее коня лежат два мертвых человеческих тела, причем с одного из них упала корона.

Цорн сглотнул.

Карты Таро заговорили. И высказались достаточно ясно. Он крепко зажмурил глаза, а потом сразу открыл. Ему осталось только выполнять. Но перед этим он должен отправить одно сообщение…

Продюсер набрал номер и наткнулся на автоответчик. Оставил сообщение. Потом спустился в подвал, где держал заранее приготовленные канистры с топливом для моторки, и снова поднялся в зал с двумя полными канистрами. Обливая бензином ковры, гобелены, мебель и афиши, он старался не забрызгать себя.

Потом щелкнул золотой зажигалкой и наклонился.

По бензину с пугающей скоростью побежали языки пламени, с жадностью пожирая все на своем пути: обои, гобелены, обивку мебели и саму мебель. Цорн почувствовал на лице жар, похожий на дыхание вулкана.

На секунду он застыл, ловя черными зрачками вспышки пожара, зачарованный адским огнем, который сам же и развел. Затем поднялся наверх и проделал то же самое в остальных комнатах, в трех ванных и в спальне. По дороге захватил пугающую маску – мерзкую латексную рожу существа из «Церемонии», первого фильма, который он продюсировал, первого фильма Делакруа. Морбюс подарил ему эту маску на память, с одобрения Стана дю Вельца, сделавшего ее, – у того был дар мастерить подобные вещи.

Затем Цорн поднялся по последнему маршу лестницы на просторную верхнюю террасу, окруженную зубцами. И едва он ступил на площадку террасы, как был тотчас же исхлестан дождем и ветром.