Когда он вышел из автобуса, сквозь облака проглянуло солнце, и пейзаж просторной автостоянки, заставленной машинами с блестящими ветровыми стеклами, и белая станция наземной линии метро показались ему почти радостными в сравнении с тюремным двором для прогулок.
Он пробрался между автомобилями, следуя плану, который на клочке бумаги нарисовал ему Флоран в последний день, когда они виделись, прошел по улице Леонс-де-Лавернь между домами от четырех до восьми этажей и вышел на одну из аллей парка. Вокруг парка высились дома, и это напомнило ему такие же жилые кварталы в Москве. С той только разницей, что в Москве никому и в голову не пришло бы назвать парк именем Уинстона Черчилля.
Петр вышел с другой стороны парка и по пешеходным мосткам прошел между двумя домами. И на бетонной стене увидел граффити: Багз Банни, нарисованный очень смешно, чтобы не пугать детвору, слово
А возле дома, где жил Флоран, стояли машины с проблесковыми маячками на крышах.
Собравшиеся на площадке местные парни ругали полицейских на чем свет стоит.
– А что случилось-то? – спросил их Петр.
Ребята с недоверием на него покосились, но выглядел он, как и подобает обычному парню со спортивной сумкой.
– Да ну, это ублюдки из местных групп патрулирования устроили кипеш на рынке, – ответил один из них, в надетой задом наперед бейсболке.
Это напомнило Петру народные дружины в бывшем СССР, где так называли граждан, следивших за порядком.
Петр увидел идущий откуда-то дым, подъехавший полицейский автомобиль и пожарную машину с включенной сиреной. Он подошел и попытался незаметно проскочить в подъезд, но путь ему преградила маленькая женщина в громоздкой экипировке и в бронежилете:
– А вы куда? Вы здесь живете?.. Кто-то поджег мусоропровод, и теперь всех жильцов эвакуируют, от греха подальше.
На лице Петра появилась хорошо разыгранная паника:
– У меня там наверху жена и сын! На телефонные звонки они не отвечают! Я должен выяснить, что там с ними, мадам!
– Идите скорее.
Он бросился вверх по лестнице, прокладывая себе дорогу в бегущей вниз толпе жильцов, которых спешно эвакуировали. Со всех сторон слышались испуганные крики и топот ног.
Между третьим и четвертым этажами стало совсем нечем дышать. Петр различил запах дыма и наркотиков и почувствовал, как тяжелеет голова от этого едкого коктейля. В коридоре четвертого этажа было пусто. Он подошел к двери квартиры Флорана и постучал. Никто не ответил.
– Флоран?
Тогда он нажал на дверную ручку. Дверь оказалась незапертой… Серый свет пасмурного дня просачивался сквозь облака и проникал в маленькую квартиру. Диван, приземистая мебель из «ИКЕА», телевизор, игровой центр. В глубине, у окна – стол и четыре стула. Все окна выходили на юг, и воздух в квартире нагрелся, наверное, градусов до 35.
Запаха дыма уже не чувствовалось: его перешиб запах разложения. Он напоминал запах нечистот или испорченных продуктов. Петр поморщился и вдруг застыл на месте. Он узнал этот запах.
– Флоран!
Петр поставил сумку у входа и вошел в спальню, зажав нос. Никого. Постель не убрана. Вонь стала невыносимой, и у него возникло ощущение, что легкие забила какая-то вязкая и тяжелая субстанция. Петр закашлялся. Запах шел с того конца коридора, где были туалеты и ванная. Оттуда же слышалось сильное, ровное гудение. Дверь в дальний отсек тоже была приоткрыта. Петр толкнул ее – и оцепенел на пороге.
Закрыл глаза. Тут же открыл их.
Флоран был там… вернее, то, что от него осталось. Эта жуть когда-то была Флораном. Тело лежало в ванне; кто-то сорвал и бросил на пол шторку вместе с карнизом.
Сушко повидал всякого, но труп в таком состоянии видел впервые. Флоран Кювелье больше не был человеком – он превратился в бесформенную, раздутую, почерневшую массу, которая шевелилась и жила своей интенсивной жизнью после смерти, прожорливой жизнью тысяч личинок, завладевших телом. И над всем этим с гулом кружилось плотное облако синих и зеленых мух. Если б Петр знал, что это жужжащее покрывало состоит из мух-некрофагов, которые проникают в мертвое тело через все доступные отверстия – через нос, рот, анус, – его наверняка стошнило бы. Он выдохнул оставшийся в ноздрях воздух, чтобы хоть как-то освободиться от вони, вдохнул ртом и, закрыв нос ладонью, сделал несколько шагов веред, дабы убедиться, что это почти неузнаваемое тело – действительно Флоран. Под ногами у него что-то захрустело: на полу и на шторке валялись сотни пустых, уже высохших коричневых куколок. И еще он заметил, что на дне ванны, вместе с остатками недоеденной мушиной трапезы, очень много засохшей крови.