– Когда прокатчики просмотрели рабочий вариант, они испугались. Это был, вне всяких сомнений, нездоровый фильм, созданный человеком с больной психикой. Причем не только нездоровый, но еще и несущий в себе невероятную пагубную силу, силу разрушения и разложения в чистом виде. Напуганные тем, что увидели, прокатчики отказались работать с этой лентой и единодушно решили в прокат ее не пускать. Так или иначе, а они были уверены, что Квалификационная комиссия кинематографии поставит возрастное ограничение на просмотр «восемнадцать плюс». «Орфей» оказался в кругу «про́клятых фильмов». Один из критиков писал, что автору такого решения надо было бы присудить медаль. Высказывание, типичное для критиков той поры, которым обязательно было нужно идеологическое, социальное наполнение фильма. Как будто Хичкок, Джон Форд или Мелвилл ставили себе иные цели, кроме развлечения публики… Что касается Делакруа, то в общении с прессой он дал только один комментарий. Он заявил: «Кажется, в Сингапуре приговоренных к смерти просили улыбаться перед исполнением приговора… Как видите, я улыбаюсь». Но после этого он прекратил снимать. «Орфей» стал его последней работой. – В голосе Ренна слышались страсть и сожаление.
Все наконец вздохнули с облегчением. А Сервас все более и более убеждался, что ключ к разгадке убийства Стана дю Вельца лежит именно в этой истории. Что же еще произошло во время съемок? Делакруа надо бы хорошенько допросить!
– И это еще не конец, – в очередной раз огорошил всех Ренн. – Далеко не конец.
Все дружно повернулись к нему.
– У Делакруа, – продолжил он, – дело вовсе не в том, чтобы выразить авторские фантазии и видения. Как и у де Сада, у него все идет дальше и глубже, все имеет отношение…
– Иными словами,
– Еще хуже… Настоящее убийство, задуманное и осуществленное как произведение искусства. Как квинтэссенция седьмого искусства. То, что Делакруа официально выдавал за кинотрюк, за «киношную» смерть на экране, он снимал втайне от всех. Потом, правда, утверждал, что ничего подобного не делал и эта сцена вообще не была отснята, но некоторые утверждают, что была. Что пленка существует, и ею владеет, возможно, сам Делакруа. Что именно поэтому он и прекратил снимать после «Орфея»: боялся, что его заставят показать пленку.
– А вы сами что об этом думаете? – спросил Венсан.
Ренн пожал плечами.
– У меня на этот счет нет своего мнения, – сказал он, хлопнув себя по коленям. – Но это вполне соответствовало бы личности Делакруа… – Он встал, давая всем понять, что беседа окончена. – Надеюсь, вы не остались разочарованными, господа.
– Слухи, «одна баба сказала»… Фантазии для подростков, которым не хватает острых ощущений, и ничего конкретного, – заявил Пьерра.
– Спасибо за подробное освещение проблемы, это было впечатляюще, – искренне поблагодарил Венсан. – Особенно мне понравилось погружение в закулисье кинематографа.
– О да, – скромно поклонившись, отозвался Ренн, – в кинематографе, как в городах, есть свои задворки, свои сточные канавы и клоаки, где кишит своя жизнь, нездоровая, зачастую отвратительная, но в то же время привлекательная. Свои «тайные подземелья», как называл их Юнг[17]
. Если вас это интересует, загляните на мой канал MAD.– А вы, случайно, не знаете, где найти этого Валека? – спросил Сервас, вернувшись к расследованию.
Ренн немного подумал.
– Похоже, сегодня ваш день, – наконец сказал он, доставая пригласительный билет из корзинки на барной стойке. – Сегодня вечером состоится праздник кинематографистов. Я уже несколько недель назад получил билет, но пойти не смогу. Как раз на такие праздники и являются типы вроде Валека.
Он поднял перед собой билет и посмотрел на Венсана.
– Кому-нибудь это интересно? Позволю себе заметить, что только один из вас сможет пройти на такого рода мероприятие.
Все обернулись к Эсперандье – и тот стал обладателем билета.
– Как можно смотреть всю эту чушь? – сказал Пьерра, когда они вошли в лифт.
– Тут вопрос в том, продвинемся мы или нет? – отозвался Сервас. – Ясно одно: нам надо допросить этого Делакруа. И отыскать типа по имени Валек.
Они вышли из дома. Дождь кончился, и мокрые улицы блестели, как начищенные монеты; мимо с плеском проезжали машины.