Спираль зла

– Никаких. Ничего, кроме стула, найденного в подвале. Наши эксперты уже выехали на место, чтобы снять отпечатки пальцев и взять пробы ДНК.

– Надо связаться с судьей, – сказал Сервас, – запросить список номеров, с которых недавно звонили отсюда, и список номеров, с которых звонили из особняка Валека в Ливри-Гарган. Оба списка надо сравнить. Эти типы наверняка пользовались военной линией связи, но должны были пропустить несколько звонков, когда… пытали Венсана. И когда притащили сюда нас. Получив эти номера, можно будет попытаться их локализовать.

– Они изгои, Мартен, – возразил Пьерра, – и велика вероятность, что они освободятся от всякой мелочи вроде батареек и флэшек, и что у них есть в запасе другие телефоны.

– Знаю. Но нам хватит одной их крошечной ошибки, чтобы мы их засекли.

Сервас огляделся вокруг. Слишком много жандармов и сыщиков на квадратный метр. Можно было подумать, что он попал на инаугурацию нового комиссара – такая толкотня стояла в коридорах. Воздух был наполнен голосами, телефонными звонками, топотом и потрескиванием раций.

Ему ужасно захотелось закурить. Он вышел на улицу и нашарил в кармане смятую пачку, забытую похитителями, где осталась всего одна сигарета. Поджег ее – и вдруг обнаружил, что она дрожит у него в губах.

К северу от фермы, как только закончили осмотр территории, все машины выстроились гуськом вдоль шоссе и зажгли на крышах вращающиеся фонари, похожие на мигающие посадочные огни аэропорта. Сервас взглянул на часы. Пять утра. На востоке сумрак начал светлеть. От фермы долетало сердитое хрюканье свиней в загонах: их растревожили жандармы. И тут утреннюю прохладу разрезал крик:

– Тут кого-то нашли!

Сервас вздрогнул. Крик шел откуда-то из-за загонов.

Сердце забилось где-то в горле. Он помчался на крик, с трудом различая Пьерра, который бежал рядом по траве, как в фильме, когда камера долго ведет актера в боковой проекции.

Они спустились по скользкому склону, ни разу не споткнувшись, и обогнули загоны, ориентируясь на голос, продолжавший звать их с другой стороны. Сердце Мартена было готово выскочить из груди, ему не хватало воздуха, и не только из-за быстрого бега.

Перед ними возникла выгребная яма с навозом и всякой прочей гадостью…

В первых лучах зари яму окружали полицейские из группы быстрого реагирования Генеральной жандармерии. В своем боевом обмундировании они выглядели как средневековые воины. Жандармы размахивали над ямой фонарями. Но Сервас не обратил на них внимания. Он не отводил глаз от того, что лежало на поверхности мерзкой жижи. Это было непостижимо, непонятно, этого просто НЕ МОГЛО БЫТЬ! В течение секунды он пытался убедить себя, что это кто-то другой, не веря в реальность того, что увидел. Это было хуже всего, чего он опасался, – и в то же время это и было то, чего он опасался.

Первое, что увидел Мартен и что острой болью пронзило его сердце, было лицо, плавающее в коричневатой жиже помоев и дерьма, настолько изуродованное, что он не сразу его узнал. Его покрывала красная маслянистая пленка. На голом торсе, выпачканном кровью, дерьмом и всякой дрянью, виднелись многочисленные сигаретные ожоги, особенно вокруг сосков и на шее. Потрясенный, с подступившей к горлу тошнотой, Сервас заметил там, где тело можно было разглядеть под пятнами крови, темные следы от автомобильных шин: Венсана переехали на автомобиле. Потом, уже в полном отупении, он увидел, что на руке Эсперандье не хватает трех пальцев, что его джинсы расстегнуты, а между ног чернеет пятно запекшейся крови. И в тишине, перед бессмысленностью этих мучений, перед их несправедливостью и ужасом, из груди Мартена вырвался крик. Он почувствовал, как горячие слезы заполняют глаза и текут вниз по щекам, по подбородку, таинственным образом смывая жуткое видение. Но уже знал, что никогда не забудет это видение, что оно каленым железом будет выжжено в его памяти и сознании. Навсегда.

Его охватил смертельный холод, забравшийся в живот, в сердце, в мозг, в душу… Потрясенный, ничего не соображая, Сервас, шатаясь, попятился назад.

Он только что увидел жестокую смерть человека, бесчисленные достоинства которого сумел оценить за долгие годы работы, который одарил его своей дружбой и проявил себя как самый компетентный сотрудник его группы. Этот человек больше никогда не вернется домой, к жене и детям, принявшим Гюстава в свою семью как родного.

Сервас, окаменев, стоял на краю ямы и смотрел на останки того, кто никогда уже не встанет с ним рядом и не подставит плечо… Не выслушает, не пошутит, не будет до хрипоты спорить с ним о музыке… Не поможет найти правильный путь, если Мартен собьется с дороги и что-нибудь начудит, что случалось с ним нередко.

Его коллега. Его друг. Мертвый друг.

53

Ужас. Боль. Отупение. Заря поднималась над лесом осторожно, как пугливый зверь, без радости, без надежды. Сервас издали наблюдал за работой судебного медика, прибывшего из Института судебной медицины в Версале, а потом – и за эвакуацией истерзанного тела Венсана, упакованного в пластиковый мешок.