Спиральное море

   Интересно, до каких пор можно было что-то изменить?.. Он вспомнил себя студентом. Гордым студентом, который не желал иметь с транспортной корпорацией ничего общего. Литератором хотел быть, даже стихи публиковал... Старец и не думал возражать. Просто иронически посматривал на внука полуоткрытым своим оком, как у игуаны. Сколько я его тогда не видел? — подумал Кирилл. — Года три, наверное... А потом у меня все-таки вышел авторский сборник, и состоялась встреча со Штейнгеймом. И все решилось за полчаса. Штейнгейма можно понять — он прямо сказал, что защищает литературу от таких, как я; потому и был так резок. Но после этого разговора — писать дальше стало невозможно. Перо в руку не ложилось, и планшет не открывался. Я это пережил, подумал Кирилл. Разве что кто-то из богов знает, как я это пережил. А ведь история с Еленой тогда только начиналась...

   Кирилл вжался в кресло, пытаясь унять свое сердце. Все хорошо. Ему теперь двадцать девять лет, у него огромный доход и титул консула. Он — третий человек в Департаменте. Левая рука деда, графа Александра Негропонти, всемогущего Старца.

   Раскрылась дверь, впуская в комнату прямоугольник света. Елена. Никто другой без стука бы не вошел.

   — Новости? — спросила она мягко, шествуя к окну.

   Кирилл встал.

   — Новости. Да. Так себе новости. Хризодракон встречался с Мильтиадом. Понимаешь, что это значит?

   Елена усмехнулась. Кирилл молча ее рассматривал. Когда они впервые встретились — о господи, уже шесть лет назад! — он подумал, что она похожа на персонажей Данте Габриэля Россетти. Крупные черты, тяжеловесность и изящество. Легкий оттенок инферно. Кажется, он даже сказал что-то подобное в своем объяснении в любви — том самом, неудачном... Через месяц после разговора со Штейнгеймом это было. Неудивительно. Но на этот раз он не сдался. Он добивался эту женщину пять лет, совершенно целеустремленно, жертвуя всем лишним. И — добился.

   — ...Понимаю, — отозвалась она. — Теперь в игру против нас вступят кавалергарды. Если уже не вступили.

   Кирилл кивнул.

   — Идиоты, — сказал он. — Помилуй боги, ведь Мильтиад же не дурак. Он... идиот. Как он может не понимать, на каком вулкане мы сидим? Он вообще был когда-нибудь хоть в одном промышленном городе? Я ездил в Гермиону две недели назад, по делам... ты помнишь... (Елена кивнула.) Я там... ну, хотел однажды пройтись до нужного адреса пешком, карта у меня была... а подошел трамвай. Знаешь, что такое трамвай? Вот я в него и сел... И знаешь, что меня там больше всего поразило? Газета. Там, в трамвае, одна женщина читала газету. Местную. Я заглянул... и увидел, что ничего не узнаю. Там рядом с городской хроникой шли как бы новости культуры... назывались какие-то музыкальные исполнители, фильмы, какие-то книги даже... ничего. Я вообще не мог понять, о чем там речь. Ничего знакомого. Другой мир. Другая цивилизация, чтоб ее... И это здесь — а как тогда на Карфагене? Где целые мегаполисы с такими жителями, целые страны? Сегрегация сословий... Ни у Бюро, ни тем более у нас нет информации о том, что там на самом деле происходит. Ты же знаешь, что восстание в Мегалополе было для всех неожиданностью? (Елена опять кивнула.) Насытить сорокамиллионную массу чужих людей агентурой так, чтобы происходящие в ней процессы стали прозрачны... это задача не для тайной полиции, а я вообще не знаю, для чего. Никому это не по силам. — Он ударил кулаком о ладонь. — Никому. Мы построили чудовищно уродливое государство... Не мы. Ты сама все лучше меня знаешь. Мы его получили в наследство... — он посмотрел на Елену с надеждой.

   Она сделала шаг и присела на подоконник. Кирилл ждал. Она раскрыла портсигар, зажгла тонкую сигарету.

   — ...Тебе звонил Лакатос? Сейчас?

   — Да, — Кирилл пошевелился. — Это важно?

   Елена очень изящно пожала плечами.

   — Не знаю. Все равно что-то решать будешь не ты... и не я, и не Лакатос, и даже не Вишневецкий. Решения будет принимать только твой дед.

   — Ты его не любишь, — сказал Кирилл.

   Елена передернулась.

   — Ты уверен, что правильно употребляешь это слово?.. Я ничего не хочу сказать плохого о твоем деде, но... Он ведь уже не совсем человек.

   Кирилл промолчал. Перед его глазами, как живой, возник граф Александр Негропонти — прозрачная мумия, намертво подключенная к устройствам искусственного жизнеобеспечения. Не совсем человек... Зато он будет жить до двухсот лет, и, скорее всего, даже дольше. Не покидая своего замка. Дорогая плата за долгую жизнь. И за разум.

   — Дед — сторонник радикальных мер, — сказал Кирилл.

   — Тебя это пугает?

   — Меня пугает не это, а неизвестность. — Кирилл поежился. — У деда мозг работает, как квантовый ординатор. Нам такое и не снилось. И при этом — он далеко не всем делится. И вот от этого мне страшно. Я не знаю, какие у него мысли в запасе, какие резервы... и когда он собирается перейти к активным действиям. Дать волю жрецам Урана...

   Елена глубоко, не по-женски, затянулась своей сигаретой.

   — Но ты же уверен, что он прав. Да?

   Кирилл вздохнул.