Спирита

В тот день Ги обедал в городе, в доме, куда его давно пригласили. К счастью, гостей собралось много, и его озабоченности никто не заметил. Когда трапеза закончилась, он обменялся несколькими фразами с хозяйкой, засвидетельствовав тем самым свое присутствие, и незаметно перебрался во вторую гостиную, где пожал руку нескольким солидным господам, уединившимся, чтобы спокойно поговорить о вещах важных и деликатных. Затем он опять потихоньку переместился туда, где надеялся найти барона Ферое. Барон и в самом деле сидел за зеленым столом и играл в экарте[130]на пару с сияющим д’Аверсаком, который, надо отдать ему должное, попытался скрыть свое торжество, дабы никоим образом не оскорбить Маливера. Известная поговорка гласит: «Не везет в карты — повезет в любви». Д’Аверсак выигрывал, и, будь он хоть чуточку суеверен, удача внушила бы ему сомнения относительно обоснованности его надежд. Партия подошла к концу, и, поскольку шведский барон проиграл, он встал и, сославшись на усталость, любезно отказался от реванша, который столь же любезно предлагал ему соперник. Барон Ферое и Ги де Маливер вместе покинули особняк и сделали несколько кругов по бульвару неподалеку от клуба.

— Что подумают завсегдатаи гостиной под названием Булонский лес, — спросил Ги, — об этой женщине, ее санях, лошади, кучере, таких приметных и никому не известных?

— Видение предназначалось только вам, графине, на которую дух хотел произвести впечатление, и мне как посвященному, поскольку я вижу то, что недоступно всем остальным. Будьте уверены, если госпожа д’Эмберкур заговорит о русской княжне и ее великолепном рысаке, никто не поймет, о чем идет речь.

— Как вы думаете, барон, я скоро увижу Спириту?

— Будьте готовы к следующему визиту, — отвечал барон Ферое, — благодаря моим потусторонним связям я знаю, что вами заинтересованы всерьез.

— Когда это случится? Вечером, утром, у меня дома или в каком-нибудь неожиданном месте, как сегодня? — В возгласе Маливера слышались горячность нетерпеливого влюбленного и жгучее желание поскорее проникнуть в тайну.

— На этот вопрос я не могу дать точного ответа, — остановил его барон. — Духи пребывают в вечности и не ведают, точнее, уже не ведают времени. Самой Спирите все равно, увидит она вас сегодня вечером или через тысячу лет. Правда, духи, которые снисходят до общения с простыми смертными, учитывают быстротечность нашей жизни, несовершенство и хрупкость наших органов. Они понимают, что между одним их появлением и другим может пройти целая вечность и тленная оболочка человека сто раз успеет обратиться в прах. Поэтому Спирита не заставит вас долго ждать. Она пришла в наш мир и, похоже, полна решимости не покидать его, пока не добьется своего.

— Но чего она хочет? Для вас все открыто в потустороннем мире, вы должны знать, почему ее чистый дух влечет к существу, подчиненному законам земной жизни.

— Мой дорогой Ги, — отвечал барон Ферое, — я не имею права открывать секреты духов. Меня предупредили, что я должен предостеречь вас против всех земных соблазнов и не дать вам связать себя узами, которые лишат вашу душу свободы и обрекут ее на вечные сожаления. На этом моя миссия заканчивается.

Маливер и барон, за которыми по мостовой медленно следовали их экипажи, дошли до церкви Магдалины[131]. Ее обращенная к Королевской улице греческая колоннада, посеребренная бледным светом зимней луны, в сумерках стала похожа на Парфенон. Здесь приятели расстались и разъехались по домам.

Едва переступив порог своей квартиры, Маливер бросился в кресло и, облокотившись на стол, погрузился в мечты. Первая встреча со Спиритой вдохнула в него то неземное устремление, то окрыленное желание, что порождается лицезрением ангела, но ее появление на берегу озера в облике живой женщины разожгло в его душе пламя земной любви. Его захлестнули жгучие флюиды, он чувствовал, что пылает всепоглощающей страстью, которую не способно утолить даже вечное обладание. Вдруг на темном фоне турецкого ковра он увидел изящную кисть девичьей руки. Ни искусство, ни природа никогда не достигали такого совершенства формы: освещенная каким-то внутренним светом, кисть была полупрозрачной, с удлиненными пальцами, с блестящими, как оникс, ноготками, сквозь ее нежную кожу просвечивали тоненькие лазурные вены, похожие на голубоватые прожилки молочно-белого опала. По ее нежно-розовому оттенку и неподражаемой грации Ги понял, что это рука Спириты. Узкое, исполненное благородства запястье терялось в пене туманных кружев.