– Ты кто такая?.. – голос бабы Снежи прозвучал обеспокоенно.
Я смотрела в ее светло-зеленые глаза, такие же, как у меня, и видела себя через пятьдесят лет: съежившаяся, с седыми волосами, кучей морщин и плотно сжатыми губами. Когда я была совсем маленькой, то называла ее мамой.
Для меня она была всем: и мамой, и бабушкой, и другом. Пока не обнаружилось, что болезнь прогрессирует. Страшный диагноз – старческий маразм. Врач старался говорить мягко, намеками, но мы с бабой все понимали. Это конец. Пройдет несколько лет, и она полностью забудет меня, пока не произойдет очередная вспышка здравомыслия на несколько минут.
– Это я. Юстиния. Твоя внучка, – ответила я, сбрасывая тяжелый рюкзак с плеч и снимая кеды.
– Кто? У меня нет внучки! Уходи! – она указала трясущимся пальцем на дверь.
– Нет, я не пойду. Мы живем вместе уже шестнадцать лет, ба. Как ты не помнишь?
– Но…но…милиция! – взвизгнула она, подбежала ко мне и слишком резво для старухи вцепилась мне в волосы.
Пока я пыталась отцепить бабушкины пальцы, она порядком повредила мне кожу на голове – в руках бабушки остались черные клочья волос.
– Господи… – в ее глазах проступило сознание и на них навернулись слезы. – Внученька, прости меня!
Баба Снежа кинулась мне на шею, прижалась к груди и разрыдалась, шепча извинения. Я обнимала ее и гладила по спине. Такое у нас теперь почти каждый день в порядке вещей. Я прихожу из школы, теряю несколько волосинок, успокаиваю бабушку и отвожу ее в комнату, а затем кормлю ужином. В конце месяца я оплачивала счета, закупала лекарства для бабушки и пыталась выспаться.
Баба Снежа в последнее время испытывала трудности со сном. С ней нужно сидеть, как с маленьким ребенком, разговаривать и читать сказки. Она слушала мой голос и, успокаиваясь, засыпала. В детстве все было наоборот. Хотелось бы мне вернуться туда, чтобы она вновь была со мной, а не выпадала из реальности.
Труднее всего было оставлять бабушку одну дома – рассчитывать на соседей нельзя, просить чужих взрослых сидеть с ней даже за малые деньги – опасно, ведь сейчас развелось так много мошенников, что они могут заставить Снежу переписать имущество на них. А если она это сделает, то мы останемся без жилья. Конечно, я надеюсь, что мы с Тарасом сможем съехаться, но у него тоже нет своей квартиры. Он вырос в детском доме и по закону ему положена жилплощадь после наступления совершеннолетия, но Тарас объяснил, что эти несчастные двадцать квадратных метров придется ждать долгие годы.
Поэтому, когда я вижу одноклассников с их родителями, то представляю, что было бы, будь и у меня мама с папой. Заболела бы бабушка? Пришлось бы мне мучиться с оплатой счетов и экономить на бичпакетах6? Встретились бы мы с Тарасом, будь я примерной девочкой, которая ложится спать в десять, а встает в шесть?
Зависть проходит так же быстро, как появляется. Я пожимаю плечами, думаю, что такова моя судьба, покупаю себе банку пива и иду пить его на качелях. В местном магазине никто не спрашивает, сколько мне лет. Все прекрасно знают, что в августе мне исполнилось шестнадцать. Наверное, срабатывает человеческая жалость: «эй, посмотрите, это же та девчонка, у которой сумасшедшая бабка. Давайте просто продадим ей пивка». А, может, всем просто плевать. Никого не волнует судьба человека, пока он не станет опасен для окружающих или не откинется.
Покормив бабушку, я переставила звук мобильника в виброрежим и установила несколько будильников. Она каждый раз вздрагивает, когда из куска железа с кнопками льется музыка. Чтобы лишний раз ее не напрягать, я заглушаю вибрацию, вкладывая телефон в ящик с ватой.
На уроки уходит от часа до трех, если не задают рефератов. В последнем случае приходится тащиться в библиотеку, в спешке изучать книги, перепечатывать текст или писать от руки несколько листов формата А4. У меня нет компьютера и принтера, поэтому за печать в салонах плачу только в крайних случаях, когда без этого никак не обойтись. К счастью, несколько учителей настолько старые, что с радостью завышают мне оценку, как только видят заполненные вручную листы.
* * *
Тарас написал мне в половину первого ночи. Бабушка уже уснула, поэтому я на цыпочках прокралась в коридор, нацепила первую попавшуюся худи7, и выбралась на улицу. Дверь закрывала долго, чтобы ключ щелкал как можно тише.
Накинув капюшон, я вышла из подъезда. Тараса в темноте выдавал только красновато-оранжевый огонек. Он всегда дымит, когда приходит в мой двор. Мне никогда не нравился запах табака при активном курении, но остаточный слой на одежде Тараса доставлял странное удовольствие. Стоило где-то в другом месте вдохнуть похожий аромат, как у меня тут же пробуждались приятные воспоминания о свидании с парнем.
Некоторое время мы вглядывались в лица друг друга, освещаемые то и дело мигающим фонарем. Было странно смотреть на Тараса после сегодняшней просьбы, но я переборола себя и пошла к нему на встречу.
– Вышла, наконец, – сказал он, выдохнув в мою сторону облако дыма.
Я помахала рукой, разгоняя его, и напоминая, что не люблю это.