Во дворе кто-то нарисовал разноцветными мелками классики. Иногда я прыгала по ним, чтобы отвлечься. Прыжки здорово помогают встряхнуть тело, выбить из головы грусть и почувствовать себя живым. К старшим классам я так поднаторела в этом деле, что могла исполнить целый танец по классикам задом-наперед.
Аня не заходила ко мне домой, но мы часто сидели на качелях во дворе. Нас окружал палисадник, который иногда очищали от мусора. Странно, но именно в тот месяц, когда в моей жизни появилась Аня, здесь было чисто и уютно.
Однажды я рассказала ей про классики, и она попросила меня показать, где они находятся. Потом Аня прыгала, держась за мою руку. Я еще никогда не видела у других людей настолько счастливой улыбки.
Мне нужно было равняться на нее, а вместо этого я замкнулась в себе, думая, что она забудет про меня, как только приедет в Германию.
* * *
Монотонные речи учителей, дурацкие уроки, перешептывания одноклассников, – все, как обычно. Почти.
Сейчас мне кажется, что лучше бы все оставалось на уровне слухов. Но как только Вера и Паша переступили черту, они повлекли за собой череду событий.
На перемене мне в лоб прилетел комок бумаги. Ударившись, он отскочил на парту и шлепнулся об нее, застряв между учебником и моей рукой. Я осмотрела класс исподлобья, взяла записку и развернула.
«Это правда, что ты спишь с девчонками?» – почерк был мне незнаком. Еще бы, я ведь никогда не заглядывала в чужие тетради.
Я подняла голову и встретилась взглядом с камерой фотоаппарата. Паша снимал мою реакцию на провокационное заявление. Не моргая, я смяла листок двумя руками, прошла мимо блогера и выкинула его в мусорку.
– Так что? – спросил он, когда я возвращалась на место. – Правда?
– Отстань, – буркнула я, садясь на место.
Вера облокотилась на мою парту и заглянула мне в глаза.
– Скучаешь по Анечке? – она с трудом сдерживала усмешку, и это было видно по дергающимся уголкам ее рта.
– С чего бы?
– Вы ведь с ней так сдружились. Наверное, и домой друг к другу ходили?
– Нет.
– Может, в отеле комнату снимали?
– Ты дура? – не выдержала я. – Какого черта лезешь в мою жизнь?
Вера выпрямилась и посмотрела на Пашу через плечо. Она повернулась ко мне.
– У тебя неадекватная реакция на простые вопросы. Пожалуй, мне придется помочь тебе раскрыть свою натуру, – Вера улыбнулась. – Паша?
Он кивнул.
– Пацаны! Тащите ее в коридор!
В класс зашли парни из одиннадцатого класса. Я не знала их имен, не знала, кто они и что вообще здесь делают. Подскочив со стула, схватила рюкзак с крючка, чтобы быстро убрать туда учебники с тетрадями, и сбежать.
Вера схватила меня за запястье и до боли сжала его.
– Пусти! – прошипела я, ударив ее рюкзаком по колену.
– Она меня бьет, Паша! – закричала Вера, переходящим в визг.
– Быстрее! – скомандовал он.
Старшеклассники окружили меня, скрутили за руки и ноги, рюкзак упал на пол. Я брыкалась, пытаясь дать отпор, но в конечном счете меня вынесли в коридор. Они были слишком здоровыми, чтобы мне хватило сил разобраться с каждым.
– Бросьте эту тварь, – с отвращением фыркнула Вера.
Я шлепнулась на спину на холодный пол, больно ударившись копчиком. Стиснув зубы, поднялась и повернулась в сторону класса.
– Посмотрите все! – Вера ткнула пальцем в мою сторону. Ее голос всегда был звонким и противным, поэтому окружающие стали оборачиваться, с интересом поглядывая на нас. – Эта девка – лесбиянка! Она чуть не совратила одноклассницу у нас на глазах. Поганая лесбуха!
Кто-то из толпы вторил ей. Прошла волна смеха. Я ощутила гнев, который вот-вот грозился вылиться на смазливую мордашку Веры. Повернувшись, я сделала несколько шагов вперед. Старшеклассники обступили меня.
– Я тебя достану, мразь! – крикнула я.
Меня трясло от возмущения и несправедливости. Она разрушала мою дружбу! То ценное, что у меня осталось в этой поганой школе. Обвешивала ее грязными слухами!
– Видите? Она мне угрожает! – Вера приложила руки к груди.
– Похоже, она еще и феминистка! – добавил Паша.
– Дебил, ты хоть знаешь, что такое феминизм?! – огрызнулась я, пытаясь прорваться к ним сквозь ограду из незнакомцев.
Вера засмеялась и подошла ближе. Она дерзко смотрела на меня, давая понять, что я никогда не дотянусь до нее.
– У феминисток небритые подмышки. Мальчики, поможете проверить? – спросила она тошнотворно-сладким голосом.
Меня снова скрутили до боли в локтях и коленях, чтобы я не могла сопротивляться. Вера схватила мою кофту.
– Сделаешь это, и я никогда не прощу, – предупредила я, пытаясь скопить в пересохшем рту слюну и плюнуть в лицо однокласснице
Но в горле только запершило.
– Как будто мне нужно твое долбаное прощение, – фыркнула Вера и потянула ткань в стороны.
Кофта едва слышно затрещала, а после нескольких усилий кофта съехала с пуговиц и распахнулась, предоставляя камере Паши мой дешевый тряпочный белый лифчик.
– Отличный ракурс, – сказал блогер.
Я задергалась, как гусеница, но Вера все равно смогла задрать кофту до локтей. К счастью, моя одержимость чистотой приводила к тому, что я брилась каждое утро.
– Черт, какая-то она неправильная феминистка! – пожаловалась Вера.