– Честно говоря, не припоминаю ни одного разговора о Калифорнии, – сказал он.
– А об улице Кресан?
Он покачал головой.
– А про закусочную на королевской дороге? Солнечная команда? А закат большого джентльмена?
– Нет.
– А фото НХЛ?
– Ты про хоккей?
– Возможно…
– Я болею за «Детройт Ред Уингз», – сказал он.
– Вы вообще с ней общались или хотя бы переписывались?
– Пару месяцев назад поболтали, наверное, минут пять… Она сказала, что ей некогда. А до этого мы не виделись год. – Он покачал головой. – Поверить не могу. Она была самым особенным человеком, какого я когда-либо встречал. Никогда бы не подумал… Может быть, особенным легче скрывать собственные проблемы.
Я вздохнула и кивнула: может быть.
– Я ее правда любил.
– И я.
– Боже, мне так жаль, малышка. Ну, увидимся, ладно?
Увидимся ли? Увижу ли я когда-либо Дина – и его губы – теперь, когда Талли уже нет?
– Увидимся, – ответила я.
6
В СЛЕДУЮЩИЙ ПОНЕДЕЛЬНИК, через одиннадцать дней ПСТ – после смерти Талли – и семь дней после похорон и погребения, папа решил, что ему пора вернуться на работу, а мне в школу.
Утром он зашел ко мне в комнату и велел пошевеливаться, как обычно, будто события прошедших полутора недель были просто страшным сном, а теперь мы проснулись, и все стало нормально. Когда все было нормально, папа волновался, что я не выйду вовремя, Джуно приедет, начнет сигналить и беспокоить соседей. То, что она никогда так не делала, его совсем не успокаивало. Он ей не доверял. Каждую неделю она красила волосы в новый цвет, уши были усыпаны пирсингом, в носу красовался гвоздик. Ее бабушка умерла, оставив ей кучу денег. Папа считал Джуно избалованной девицей, которая ничего не знала о жизни, иначе у нее бы не было столько проколов на лице. «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты», – любил говорить папа, и я полностью согласна, и именно поэтому мне так нравилось дружить с Джуно.
– Готова? – спросил он.
– Подожди, – ответила я.
Я стояла у комода. Верхний ящик выдвинут, одна рука внутри, пальцы скользят по списку Талли. Я не смотрела на листок, но словно ощущала слова кончиками пальцев, как будто Талли написала шрифтом Брайля:
Урсус арктос калифорникус
Улица Кресан
Улисс
Люси и Этель
Бриолин у Г.
Полночь в Бель-Эйр
Фото НХЛ
Яйца «санни» из закусочной на королевской дороге
Солнечная команда
Закат большого джентльмена
Губы Дина
Папа и Слоун
Еще пирога
Я знала его наизусть, но мне был важен сам листок, потому что он принадлежал Талли. Я думала оставить его дома для сохранности, но что, если дома начнется пожар… Да нет, какой пожар? Пожалуй, слишком много нам трагедий. Хотя я знала, что трагедий не бывает слишком много: у меня умерла мама, а теперь сестра. А у папы умерли не только они, но еще и родители – в пожаре, между прочим. Но все же я решила, что скорее листок просто выпадет у меня из кармана, пока я буду в школе, чем сгорит дома. Я разрешила пальцам еще один разочек потрогать список Талли и задвинула ящик комода.
– Слоун? – позвал папа.
– Да. Прости. Ты когда будешь дома?
– Ну, как обычно, – ответил он, – в шесть тридцать. Семь. Может, чуть позже. Много работы накопилось.
– Если будет не очень поздно, можем съездить в Уайзету?
– У тебя есть знакомые в Уайзете?
– Нет, но там есть улица Кресан, так что, может, Талли кого-то там знала.
Судя по картам «Гугл», самая близкая к нам улица Кресан находится в Уайзете. Конечно, это вовсе не означает, что именно она попала в список Талли, но кому будет плохо, если просто проверить? Точнее, плохо будет, если
– Я что-то не понимаю, – сказал папа.
– Она была у нее в списке, – напомнила я.
Я показала папе список в ночь, когда Талли умерла, когда мы вдвоем ходили вокруг дома, как будто вернулись туда после войны. Жизнь у нас развалилась, и мы подбирали оставшиеся от нее кусочки – подбирали и разглядывали, как будто пытаясь понять, что там было раньше. Помню, что в ту ночь руки казались мне какими-то слишком тяжелыми. Они выполняли всю работу, которую должны выполнять руки, – держали предметы, включали и выключали свет, вытирали с лица слезы. Но из-за скорби они будто бы перестали быть моими. Как будто их отрезали и пришили заново. Вроде части моего тела, но вроде и нет. Я держала их на расстоянии и не могла узнать. Как и все остальное в доме.
Когда папа прищурился, чтобы прочитать список Талли, он тоже показался мне незнакомцем. Он повернулся ко мне и сказал, что ничего оттуда не знает, кроме очевидного. Затем он заново сложил список ровно по сгибам, которые оставила Талли, и вернул мне листок. А сейчас ему потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, что за список. «Точно», – произнес он наконец.
– В Биг-Лейке тоже есть улица Кресан, – сказала я. – Но раз Уайзета ближе всего, я подумала начать с нее. Если там ничего не найдем, поедем в Биг-Лейк. Просто посмотреть.
– Для тебя это как будто головоломка, – заметил папа.