– Можем встретиться после уроков и обсудить твой рассказ подробно, – ответила доктор Ли. – Но в целом могу сказать, что в писательстве главное – поверить в себя. Поверить, что идея в вашей голове заслуживает жизни. По сути, таким образом вы показываете, что сами заслуживаете жизни. Слово на букву «с», как ты его назвала, обычно знак, что мы сомневаемся в собственной значимости. Противоположность веры в себя. Покойный сенатор Пол Цонгас как-то сказал: «На смертном одре никто не жалуется, что мало работал». Лично я всегда считала это чепухой. Практически все мои знакомые писатели на смертном одре придвинули бы ноутбуки поближе, потому что в этой ситуации терять уже нечего и поверить в себя нетрудно. Правильнее было бы сказать так: «На смертном одре никто не жалуется, что мало волновался». Так что мой вам совет: не тратьте время на волнение по поводу своих рассказов. Просто пишите их, а потом редактируйте, редактируйте и редактируйте.
Всего за две минуты она произнесла «на смертном одре» три раза. Каждый раз у меня в груди что-то сжималось. У Талли не было ни работы, ни смертного одра. У нее был смертный
Вспомнив об этом, я потянулась рукой в карман. В тот день я взяла список Талли с собой, и сердце забилось чаще, пока я пыталась нашарить его пальцами. А, вот он. Края у него поистрепались, потому что я постоянно его мусолила, стали мягкими и шершавыми. Когда я разворачивала листок, на истончившихся сгибах я заметила небольшие разрывы. Может, стоит его заламинировать. Но если заламинировать список Талли, я больше не смогу трогать то, что трогала она, а мне нравилось думать, как я глажу пальцем невидимый отпечаток ее пальца. Будто глажу пальцем ее палец. Я больше не смогу так делать, если заламинирую листок.
Когда доходило до списка, я все время пыталась выбрать меньшее из двух зол: оставить его дома или взять с собой в школу, рискуя в обоих случаях; ламинировать или не ламинировать – у каждого варианта был свой дурацкий побочный эффект. Я погладила пальцем между сгибами, скользя вниз по списку. Тринадцать строчек плюс аббревиатура СВТ в заглавии и номер Адама на обороте. Он пока так и не ответил. Адам, кем бы он ни был и где бы ни был, – почему он не перезвонил?
Когда я писала рассказ или прорабатывала мотивацию персонажа, я рисовала их у себя в голове и представляла разные сценарии. Адам не был выдуманным персонажем, но с ним я поступила так же. Я представила себе, как человек без лица получает от незнакомки голосовое сообщение, а потом смс. Что он будет делать дальше? Возможно, попробует связаться с Талли, но папа уже отключил ее номер. Я ужасно взбесилась, что он так быстро это сделал. Я хотела писать себе сообщения с ее телефона, потому что тогда они останутся во главе нашей переписки. Меня выводило из себя, что в телефоне имя сестры уходило все ниже и ниже. Приходилось долго прокручивать, чтобы до него добраться.
И потом это же номер
Я переписала весь список Талли, и в итоге получился целый роман, а не сообщение. Закончив, я посмотрела на телефон у себя в руке. На меня было совершенно не похоже, чтобы я писала сообщения на уроке, особенно на уроке доктора Ли, да еще и не спрятала телефон сразу в рюкзак. Но мне было наплевать. Я сжала его, мечтая, чтобы он завибрировал от звонка или сообщения от Адама. Меня не волновали ни доктор Ли, ни мой рассказ, ни что угодно другое, не связанное с Талли.
9
Я ШЛА В СТОЛОВУЮ, все еще сжимая телефон, когда встретила свою бывшую лучшую подругу Одри Шеридан.
Мы с Одри были неразлучны с садика до середины пятого класса, пока руководитель драмкружка мистер Стюарт не отдал мне главную роль в пьесе «Оливер!», что Одри посчитала страшной несправедливостью. Ведь это она хотела стать актрисой, когда вырастет, и она же уговорила меня пойти с ней на прослушивание, рассчитывая, что меня возьмут на роль одной из второстепенных сирот. Она обвинила меня в том, что я украла у нее роль. Я ушла из спектакля, чтобы роль досталась ей как дублерше, но она все равно перестала со мной разговаривать.