– Да, – кивнула тетя Элиза. – И не важно, какой умной и красивой всем казалась Талли, внутри у нее тоже были свои переживания.
– Когда я увидела ее последний раз на больничной каталке, то не могла поверить, какой же она была маленькой, – сказала я. – Но она всегда была маленькой. В ее маленьком теле столько всего помещалось. Все ее мысли, всё, что она вычитывала в книгах, интернете или еще где-нибудь. Истории о выживании. Она никогда ничего не забывала. Ей нравилось помогать другим. Но помочь можно не всем. Выживают не все. Как дети во время холокоста. Поэтому Талли и сделала такую татуировку. Она оставила нам этот кусочек головоломки, как те дети оставили рисунки с бабочками. И поэтому… – У меня оборвался голос.
– Слоун, все хорошо, – сказала тетя Элиза.
– Нет, не хорошо, – возразила я. – И Талли это знала. И поэтому она сама не смогла выжить. Потому что с другими людьми продолжало происходить что-то плохое, и для нее это было слишком. Она просто не могла этого вынести.
Тетя Элиза с трудом поднялась со стула. Костыли ударились об пол, и она схватилась за столешницу.
– Талли так переживала за других, – сказала я. – Ей, наверное, было ужасно одиноко. Надо было показать ей, что мне тоже не все равно. Но я этого не сделала. Никому не было дела, и поэтому она решила, что мне на нее плевать.
– Это не так.
– Нет, всё так, – твердила я. – Иначе она была бы сейчас жива.
Тетя Элиза добралась до моего конца кухонного островка. Одной рукой она держалась за столешницу, а второй обняла меня. Я не заслужила ее объятий, ведь когда я была нужна Талли, я ее не обняла. Даже на прощание. Остановилась на минутку около двери, а затем бросила ее. Но тетя Элиза обняла меня так крепко, что в итоге я сдалась и прижалась к ней, и было уже непонятно – это она меня держит, пока я рыдаю, или я ее держу, пока она стоит на одной ноге.
– Я должна была остаться с ней, – пробормотала я еле слышно, так что тетя Элиза вряд ли меня услышала. Мой голос тонул в слезах.
Прозвенел таймер, но еще довольно долго, кажется целую вечность, ни одна из нас не шевелилась. Когда я наконец ее отпустила, то помогла тете Элизе опереться на столешницу и принесла ей костыли. Она доковыляла до стола. Я вытащила курицу из духовки. Но она пригорела, да нам уже и не хотелось ужинать.
22
В ПОНЕДЕЛЬНИК МЫ С ТЕТЕЙ Элизой остались дома. Она показала мне несколько упражнений из йоги. Из-за травмы обычную программу пришлось адаптировать. Но она могла делать движения корпусом, сидя на стуле. Я повторяла за ней, перекатывала плечи, сгибалась то вправо, то влево, тянула спину.
– Теперь закрой глаза, – сказала тетя Элиза. – Сосредоточься на своем дыхании. Вдыхай через нос. Вот так. А теперь медленно выдыхай через рот… хорошо. Снова вдох, медленно. Чтобы продлить вдох, мысленно посчитай до трех. Раз. Два. Три. Хорошо.
Позже я позвонила Джуно узнать, как проходит первый день у Хоганов. До этого мы с ней немного переписывались. Джуно писала, что «все шикарно», но, когда она ответила на звонок, я услышала звуки, наводящие на мысль о зоопарке или вселенской катастрофе.
– Все хорошо? – поинтересовалась я.
– Все под контролем. Вообще не переживай, – ответила она.
Было слышно, как кто-то имитирует сирену, а кто-то кричит.
– Точно под контролем?
– Ха-ха, – усмехнулась она. – На что я только не готова ради тебя. Хотя я согласилась прийти только при условии, что ты тоже здесь будешь.
– Прости, – сказала я.
– Прости, что давлю тебе на совесть, – откликнулась она. – Осталось всего пять дней.
– Четыре с половиной, – уточнила я.
– Зато дети успешно отвлекают меня от мыслей о Купере. Хотя я все равно думаю о нем и о том, что они делают с Одри, вот, например, сейчас…
– Ох, Джуно. Гони от себя эти мысли.
– Ничего не могу поделать. Я просто подумала…
Она не договорила.
– О боже!
– Что?
– Что-то упало, – сказала она.
Послышалось частое дыхание, и я поняла, что она бежит в другую комнату.
– Нельзя было оставлять их одних. Но им уже восемь лет. По идее они уже способны прожить без меня пять минут.
Послышался детский крик. Крик – нехороший знак. Хотя если они кричат, значит, живы.
– Что тут происходит? – услышала я вопрос Джуно, и все трое хором затараторили в ответ.
Неожиданно строгим голосом Джуно произнесла:
– Хватит! Никакого убийства! Слышите меня? Все замолчали и слушаем меня. Отныне в этом доме запрещено любое убийство!
Послышалось мычание, и я представила, как дети неохотно соглашаются на запрет убийства.
– И вот еще что, – сказала Джуно. – Я сейчас разговариваю по телефону со Слоун…
– ПРИВЕТ, СЛОУН!
– Подождите здороваться, – остановила их Джуно. – Слоун слышала, как вы тут пытаетесь друг друга поубивать.
– Я не…
Джуно прервала ребенка, который пытался что-то сказать (один из мальчиков – Томас или Те о).
– Я сейчас поставлю таймер на пять минут. Поиграйте пока, и если будете вести себя тихо пять минут, то сможете с ней поздороваться. Слоун, ты еще там?
– Да, я здесь. И поражена, что ты на самом деле устанавливаешь правила. Думала, в твоей семье в правила не верят.