Список Мадонны

— Ну а он готов поклясться, что в полдень в субботу третьего ноября вы участвовали в схватке, в результате которой погиб его сосед, Джон Макбрайд. Что вы с братом приказали сжечь его дом, что во время стрельбы, последовавшей за этим, вы оба стреляли из огнестрельного оружия в горевший дом, когда погибший пытался оттуда выскочить.

У Мартина защемило сердце.

— Я не видел Жозефа-Нарсиса с того времени, когда он пытался захватить индейские ружья у Конаваги. Он ведь еще жив?!

Двое смущенно посмотрели друг на друга. Наконец Драммонд прокашлялся и сказал:

— Мартин, вашего брата повесили две недели назад вместе с Жозефом Дукетом. Я думал, что вы знаете.

— Нет, — прошептал Мартин, глядя себе на колени. Он думал о том, была ли смерть Жозефа-Нарсиса быстрой или он страдал на конце веревки.

— Но Макбрайд был действительно убит бунтовщиками из Шатоги.

— Я не был там. Как этот человек может утверждать, что это был я?

— Согласно тому, что написано здесь, он знаком с вашей семьей. Он утверждает, что опознал вас по вашему… вашему физическому недостатку.

Харт сильно подался вперед.

— Это очень серьезно, Мартин. Если не опровергнуть то, что утверждает этот человек, то вы наверняка будете признаны виновным. Вашего брата нельзя уже призвать в качестве свидетеля. Если вас там не было, то где вы были, и можете ли вы представить кого-нибудь, кто подтвердит это?

Мартин заглушил стон.

— Я ехал из Одельтауна, без попутчиков. Я присоединился к своим товарищам тогда, когда они выступили на Бьюарно. В тот день я ни с кем не разговаривал. Я очень торопился.

Адвокаты переглянулись между собой. Драммонд задумался ненадолго.

— Произошло ли еще что-нибудь во время мятежа, что могло бы привести трибунал к положительному мнению о вас? Что-нибудь, что снизило бы степень вашей вины и в то же время могло быть проверено?

Мартин глубоко задумался, затем подпрыгнул, ощутив луч надежды.

— Да. Есть такое. Когда мы обратили в бегство добровольцев у Бейкерс-филда, я остановил атаку. Это было не в моей власти, но я действовал сознательно, поскольку не хотел, чтобы погибли люди. Все мои товарищи охотно подтвердят это.

Харт вздохнул.

— Боюсь, что вы не сможете доказать этого, Мартин.

— Почему, ведь так оно и было, как я сказал?

— Джеймс Перриго, которого судили недавно, командовал в тот день. И он заявил, что сам дал приказ к отходу.

— Но это было не так. Это сделал я.

— Как и с Теодором Брауном и Саймоном Макинтошем, дело не в том, кто прав, а в том, кто кому верит. — Драммонд встал и потрепал Мартина по плечу. — Все, что вы могли бы сделать, мой юный друг, это рассказать вашу историю и молиться, чтобы милосердие было на вашей стороне. Я и мой коллега, мы сделаем все, что сможем, но без надежных свидетелей…

— Я понимаю, — вяло сказал Мартин, направляясь к двери. — Теперь никто ничего сделать не сможет. — Прежде чем конвой вывел его из комнаты, он спросил: — Один вопрос, если позволите. Что случилось с Джеймсом Перриго?

— Он был оправдан и вышел на свободу. — Харт выглядел довольным. — Это была одна из наших немногих побед.

Пятница, 18 января 1839 года

Льюис Драммонд и Аарон Харт находились на своих местах у скамьи подсудимых. Оба были погружены в кипы бумаг, лежавших перед ними на столах. За ними за большим по размеру столом сидели три судьи-адвоката: Доминик Монделат, Клод Дэй и капитан Питер Миллер. Капитан Миллер вызвал Мартина на специальную скамью, стоявшую в стороне и предназначенную для преступников, выступавших в свою защиту. После чего он громко зачитал обвинения и в течение десяти минут подробно объяснял природу и тяжесть совершенных преступлений. Затем он вызвал первого свидетеля. Боковая дверь в зале суда открылась, и вошел Теодор Браун. Теперь он был одет в нелепый коричневый костюм, который был ему очень мал, но на его покрасневшем лице было все то же выражение яростной злобы. Он с открытым презрением посмотрел на Мартина, прежде чем занял место, отведенное для дачи свидетельских показаний. Произнеся клятву, он дал свои дьявольские показания. Полчаса спустя все его действия повторил Саймон Макинтош, но он не смотрел на Мартина, в ходе всей церемонии его глаза были опущены долу. Затем наступил черед Мартина.

— Человека, которого вы вызвали сюда, Саймона Макинтоша, я никогда в жизни не встречал. В тот день я вовсе не был в Шатоги. Посмотрите на мою руку. — Мартин вытянул свою правую руку. — Она была сломана, и очень серьезно. И если хотите знать, то это второй ваш свидетель, Теодор Браун, сломал мне ее. Нет, это не совсем точно. Его лошадь сломала ее, когда Браун набросился на меня.

Мартин понимал, что сказанное им звучало смешно, но ему ничего не оставалось, как продолжать. Он сделал паузу, стараясь собраться с мыслями. Но даже пытаясь обрести самообладание, он чувствовал на себе неблагожелательный взгляд председательствовавшего судьи, ощущал, как рок витал над длинным алым рядом напудренных париков. Двое судей фактически спали. Один прижимал руку ко рту, шепча что-то своему коллеге.

Прежде чем продолжить Мартин глубоко вздохнул.