Она тихо прокралась под покровом ночи мимо фермерских домов, залитых желтым светом, и темных выгонов к воде. Вода была теплой и спокойной, и от нее пахло лягушками. Она легла у воды и стала дожидаться рассвета.
Тишину утра нарушил селезень, а не кукабара. Его кряканье заполнило все вокруг у берегов этой небольшой речки, покрытой густыми зарослями стройного тростника. Ламар улыбнулась и раскинула руки навстречу рассвету. Она бывала у этой утиной речки и раньше, но так далеко, к месту слияния ее с рекой-матерью, не доходила. Она оглянулась. Домов странных людей видно не было. Странные люди не любили места, которые пахли лягушками и где осока могла порезать их мягкие руки. Они не придут в это место.
Ламар подождала, пока солнце высоко поднимется в небо и пока из леса за камышами не донесется песня цикад. А расслышав голоса внутри себя, похожие на тихие звуки ночных птиц в полете, она сняла с себя белое платье и зашла в теплую воду. Когда мягкий ил пролез между пальцами ног, она поняла, что все было как в прошлый раз. Инстинктивно она потянулась рукой к Ате, но он улетел. Она вздрогнула, когда острая боль пронзила ее голову, заставив ее крепко закрыть глаза. Она чуть не упала в спокойную мутную воду.
Все вокруг осветило светом, похожим на лунный, только ярче, гораздо ярче, и Ламар внезапно почувствовала, что Курикута была где-то рядом. Свет исходил из мутной глубины, и Курикута неожиданно появилась, она стояла на поверхности воды. Сначала Ламар не могла рассмотреть ее лица. Оно было спрятано за неким подобием туманного облака. Прикрывая глаза от света, Ламар с брызгами бросилась вперед по воде.
— Курикута, мать Ворона. Ты наконец пришла.
Курикута молчала, но туман внезапно исчез, и Ламар смогла рассмотреть ее длинные бледные пальцы, которые тянулись к ней. Она хотела схватить их своими руками, но не могла пошевелить ими. Ламар заговорила вновь:
— Я сделала все, как ты сказала, Курикута. Я хочу вернуться к даругам, но пока остаюсь со странными людьми. Когда, Курикута? Когда? Когда к нам придут Ганабуда, чтобы пригнать назад калабара? Когда Ганабуда заставят дождь снова падать на землю?
Но Курикута ничего не ответила, и ее бледные грустные глаза, похоже, не принадлежали ко Времени сновидений.
— Говори, Курикута. Расскажи мне о Ганабуда.
На миг в небе над ней мелькнули крылья Аты. Ламар подняла взгляд и услышала, как заговорила Курикута. Ее слова звучали негромко, мягко, но отчетливо. Они доносились откуда-то издалека, словно из сна, словно из Времени сновидений.
— Все будет так, как должно быть. Иди и жди его прихода. Он был дарован тебе.
— Кто, Курикута? Кто был мне дарован?
— Жди его. Он придет. Вместе с радугой.
Ламар оживилась:
— Великий Радужный Змей?
Курикута тихо и грустно улыбнулась, и Ламар показалось, что она заметила, что у нее слегка затряслась голова.
— Это случится тогда, когда этому будет не дано случиться.
— Я не понимаю, Курикута. Когда придут Ганабуда?
— Это будет у воды, когда случится радуга.
Ганабуда. Она видела их. Они стояли за Курикутой.
Их было трое. Она ясно видела их. Это было невозможно, но одной из них была она сама. Потом они запели. Звук их пения, громкий и сладкий, заглушил крики уток и медленно ползающих в листве далеких деревьев. Они пели голосом ее матери о зачатии, о том, что кто-то должен был быть рожден. Кем? Ею. От кого? От Радужного Змея?
Нет! Так не могло быть. Но Ганабуда не будут лгать той, что сделана по их подобию. И все то время, пока Курикута стояла на воде, ее грустные глаза были унылыми и бесцветными.
Голоса зазвучали громче, и Ламар пришлось закрыть уши руками, чтобы не дать им повредить ее голову.
— От радуги. Зачатие близко. Жди его.
Она закрыла глаза, боль в ушах была нестерпимой.
Неожиданно пение прекратилось. Ламар не открыла глаз. Только когда она услышала звуки насекомых вдали, она открыла их снова.
Если не считать уток, она была одна.
Нэнси Эдвардс перечитала письмо и поблагодарила Бога. Епископ Полдинг понял ее. Он пошлет отца Блейка поговорить с девушкой и рассказать после этого матроне о своих ощущениях касательно ее здравомыслия. Она может ждать отца Блейка в это же воскресенье. С утра он отслужит мессу для французов в лагере Лонгботтом, а после мессы направится в Парраматту, с тем чтобы быть в приюте к полудню. Если матроне Эдвардс удастся сделать так, чтобы девушка к этому времени была там, тогда отец Блейк заодно побеседует с ней. Полдинг слышал о том, что девушка обычно ходит там, где ей нравится, и было бы бессмысленным посылать отца Блейка просто так.