Заодно с деньгами незнакомец достал, как он сам выразился, набор инструкций, которые он осторожно прочел Блэку приглушенным голосом. Несмотря на то что он был удивлен замыслом незнакомца, Блэк кивнул в знак искреннего согласия. Потому что, прежде всего, ублюдок заслуживал не меньшего наказания. Ему не потребовалось много времени, чтобы решиться на это, поскольку денежки-то были под самым его носом. Он, конечно, сделает предложенное.
Когда незнакомец собрался уходить, он поставил под сомнение честность Блэка. Вначале Блэка это ненадолго расстроило, но он быстро успокоился. По-дружески смотревшие на него глаза незнакомца внезапно стали холодными, и, несмотря на то что голос его продолжал звучать сладко, незнакомец с угрозой сказал:
— Только попробуй надуть меня, и я выпотрошу тебя, как рыбу.
А затем он ушел. Александр Блэк не был так напуган ни разу в жизни.
К тому времени, когда Блэк был уже настолько пьян, что угощал выпивкой всех, кто заходил в бар, Бернард Блейк был уже в Сиднее и снова преобразился в священника.
Мартин ни разу не видел господина Нейтча таким расстроенным. Сначала, в прошлый четверг, кто-то украл выручку за две недели, но это было только начало беды: он только что обнаружил, что из тайника исчезло все, что там лежало. А там лежало более тысячи крон. Он держал в отеле соглядатаев. Их всех следовало немедленно уволить. Если ему только удастся поймать мерзавцев, то он открутит им головы. Эту мерзость повесить было мало. Наступили тяжелые времена, и если банки не пойдут ему навстречу, он разорится. Для Мартина это было ударом. Это могло означать отмену его специального статуса временно увольняемого за пределы лагеря. Срочно нужно было встретиться с отцом Блейком. Ситуация еще более отягощалась тем, что Коллин полностью избегала Мартина с того вечера, когда он рассказал ей о девушке-аборигенке. Он так страдал от этого, что боялся умереть от тоски. Ему нужно было увидеться с ней, рассказать ей о том, что он любит ее больше всего на свете. Он готов был пойти к ней домой после обеда, если бы господин Нейтч отпустил его. Он решил подождать и сегодня же, но позднее, попросить его об этом.
Мартин смешивал краски в кладовой отеля, когда услышал такие знакомые и неприятные ему звуки марширующих ног. Он положил мешалку и вышел в коридор. Четверо солдат с винтовками остановились. Мартин видел изумленное лицо господина Нейтча.
— Вы Мартин Гойетт?
Все тот же властный тон. Официальный и угрожающий.
— Да.
— Вы арестованы.
— Арестован? Почему? — Мартин, не веря в происходившее, смотрел на господина Нейтча, который выглядел пораженным.
— Вы очень скоро узнаете, — ответил капитан, который уже повернулся лицом к солдатам. Раздалась команда: — Для сопровождения арестованного шагом марш!
Эммануэль Нейтч отошел в сторону, чтобы пропустить их.
— Я сожалею, Мартин. Я так сожалею.
Они, не останавливаясь, дошли до казарм в Парраматте, где в большой белой комнате, прохладной даже в полуденную жару, Мартину Гойетту предъявили обвинения в убийстве девушки-аборигенки по имени Мэри.
Губернаторская резиденция размещалась в элегантном двухэтажном доме из белого камня с высокими прямоугольными решетчатыми окнами и впечатляющим портиком, который поддерживали четыре квадратные колонны. Дом был построен в 1816 году Лахланом Маквари в качестве второй губернаторской резиденции. Он стоял, окруженный деревьями местных пород, в нескольких десятках метров от реки. Спроектированный сам по себе как напоминание о светской респектабельности, дом более напоминал осколок колониального изящества, а если представить себе низкую, в две перекладины, изгородь, защищавшую полоску неровного газона от бродивших за домом овец, то его едва ли можно было назвать английским. Но здание было неофициальной резиденцией, и только за это губернатор Джордж Гиппс особенно любил его. И хотя здесь было жарче, чем в Сиднее, но во время прогулок с собаками его не беспокоили бродяги, которые в Сиднее были повсюду. А река! Он так любил ее. Своим спокойным безмятежным течением она напоминала ему английские реки. Вода ее в отдельных местах была такой зеленой, что, казалось, указывало на такую большую глубину, что не каждый решался купаться в этих местах. Сейчас, увидев двух человек, соскочивших с экипажа, остановившегося у входа, он ощутил усталость и раздражение от своей губернаторской доли. Эта неделя началась плохо, а обещала быть еще хуже.
В понедельник он привез с собой дождь, который все еще лил, не переставая. Река взволновалась и вышла из берегов, и он не мог заняться ничем иным, кроме дел. И эти дела мстили. Проблемы! Ужасные проблемы. «Крайне деликатная ситуация», — как любил выражаться его секретарь.