Список обреченных

И все эти мучения для того, чтобы послушать, как бубнит прокурор, зачитывая показания, данные на следствии. И это восемьдесят процентов заседаний.

Был пятый день этого мучения. Дамир уже с трудом держался на ногах. Голова болела, не переставая. Наручники натерли раны на запястьях. Их не сняли, конечно! Особо опасен.

Пятый день, значит пятница. Может, выспаться удастся в субботу и воскресенье. И поесть что-нибудь, кроме печенья и воды. По выходным нет заседаний.

Началось с обычного бубнежа прокурорши Бондарь.

Дамир уж надеялся немного поспать, привалившись к стене, хотя на узкой жесткой скамье это казалось невозможным.

Но после обеда его разбудил гнусавый голос судьи Кабанова.

— Сегодня у нас намечены допросы экспертов, — объявил он. — Пригласите в зал Медынцева Алексея Матвеевича.

Дамир сделал над собой усилие, встал, подошел к стеклу «аквариума» и оперся на него рукой.

Вот он, один из тех, по чьей милости он здесь. Главный психолог Лесногородского Центра. Автор поддельного заключения. Немолодой серый человек, которого он видел один раз по телевизору, когда тот врал, что Дамир — убийца. Идет, опустив глаза. Подходит к кафедре свидетеля.

Дамиру казалось, что он сверлит психолога взглядом. Но Медынцев ничего не замечал, уставившись в кафедру.

Дамир сжал в руку в кулак. Благополучный студент элитного университета, который за всю жизнь кошки не обидел, никого пальцем не тронул, да и драться не умел. Чуть не впервые ему хотелось убить человека. До зубовного скрежета, до боли, до дрожи. Был бы пистолет — выстрелил бы, не раздумывая и не помня о последствиях.

— Что можете показать о психологическом заключении Дамира Рашитова, которое вы подписывали как психолог? — спросил судья.

— Оно подделано, — очень тихо проговорил Медынцев.

— Что? — проорал Кабанов. — Мы не расслышали.

И уставился на психолога маленькими злыми глазками заплывшего жиром борова.

— Оно подделано! — громче сказал Медынцев и, наконец, поднял взгляд.

— Вы только что сознались в преступлении, — сказал судья. — Это фальсификация доказательств.

— Нас заставили, — сказал психолог. — Следователи угрожали нам уголовным делом о коррупции, что мы написали отрицательное ПЗ за взятку. Дамир Рашитов из богатой семьи. И мы написали в заключении, что он виновен. Это неправда!

Дамир отступил на шаг, чуть не упал, отступая к скамье подсудимых. Ян поддержал его и помог сесть.

Человек, которого он только что хотел убить, сейчас на его глазах совершал подвиг. Самый настоящий без дураков!

Что изменилось? Почему?

Правду говорить только начать, потом она льется сама, без усилий и принуждения.

— Комментарий про «смелых ребят» он оставил, но это все. Никакого отношения к Лиге он не имеет, — продолжил Медынцев. — Мы написали в ПЗ, что Дамир виновен в убийстве Анжелики Синепал. Это неправда. Этого не было в памяти. Он не знал даже орудия убийства. А мы просто спасали себя. Посмотрите, поднимите документы. В первом ПЗ только одно убийство. Оно наверняка есть в деле.

— Остановитесь! — закричал судья. — Вас предупреждали об ответственности за дачу ложных показаний!

— Это не ложные показания! Ложные показания в деле, а не здесь! Потом парня пытали, под пытками заставили признаться еще в пяти убийствах, а нас вынудили подписать новое ПЗ. Любой психолог вам скажет, что это невозможно. Убийства на нейронной карте видны сразу. А еще видны пытки. Так что мы лечили Дамира от посттравматического стрессового расстройства. Такая была психокоррекция. Знаете, что такое ПТСР?

Кабанов с размаху ударил молотком.

— Я объявляю перерыв!

Вскочили адвокаты.

— Это нарушение наших прав! — сказал Левиев. — Допрос эксперта не закончен. Защита имеет право задать вопросы.

— Допрос закончен! — закричал судья.

Вскочил с места и удалился в совещательную комнату в сопровождении двух молчаливых кивал в мантиях.

Медынцева вывели из зала приставы. Двое чуть не под руки и один за спиной с автоматом.

Вот и выход из здания суда. Здесь стоит мраморная статуя Фемиды и висят хрустальные люстры. Правда, всей этой роскоши больше четверти века, так что мрамор слегка пожелтел, а на люстрах не хватает подвесок.

Ему помогли спуститься по полустертой лестнице из пяти ступенек, подтолкнули к двери и даже открыли ее.

Он вышел под июньские тополя в гроздьях белого пуха.

Час перед закатом. Жарко. И пух кружится в лучах багрового солнца.

С какой крыши они собирались стрелять? Вон с той, по другую сторону улицы? Далеко, вроде. Или с этой, справа? Какая-то темно-красная развалюха. Старые гаражи что ли? И проулок во двор.

Он посмотрел сначала на одну крышу, потом на другую.

Пусто.

«Ну что, довольны?» — мысленно спросил он.

Его карьера закончена. Интересно, кто сменит его на посту главы Центра? Уж точно не Олег. СБ ни за что не потерпит Олега.

Да, какая разница! Лишь бы уголовку не пришили. С них станется!

Медынцев думал, что его будет душить ненависть к Лиге, разрушившей его жизнь.

Да, ненависть жжет, но адресат ее не ясен.

Тот миг освобождения, когда он стоял перед судом и говорил все, как есть, дорогого стоил. Этого не забыть.