Даже осенью 1942 года до сионистов Палестины, оставленных на произвол судьбы мировым сообществом, не доходило ничего, кроме слухов о том, что происходит в Европе. Чтобы получать надежную информацию, они организовали свое бюро в Стамбуле. Из квартиры в городском квартале Бей-оглы трое агентов взялись рассылать открытки во все сионистские организации захваченной немцами Европы. На открытках был текст: «Пожалуйста, дайте мне знать, как у вас дела. Эретц беспокоится о вас». «Эретц» означало «земля», и каждый сионист подразумевал под ним Израиль. Открытки были подписаны одним из этих трех агентов – молодой женщиной Саркой Мандельблатт, которая была доподлинной турецкой гражданкой.
Почтовые открытки исчезали без следа, как будто проваливались в пустоту. Никто не отвечал. Это означало – адресаты находились в тюрьме или скрывались в лесах, трудились в каком-нибудь лагере, были перемещены в гетто или убиты.
Сионисты в Стамбуле воспринимали это молчание как зловещий признак.
Поздней осенью 1942 года они наконец получили единственный ответ – открытку с одним из видов Будапешта. Послание гласило: «Ваш интерес к моему положению вселяет надежду. Очень нуждаюсь в «рахамим махер» (срочной помощи). Прошу установить связь».
Ответ был получен от будапештского ювелира Сема Шпрингмана, который уразумел смысл послания Сарки Мандельблатт. Сем обладал хрупким телосложением – по внешнему виду он смахивал на жокея, ему было тридцать с небольшим. С тринадцати лет, несмотря на присущую ему личную честность, ему приходилось подмазывать чиновников, давать им взятки и устраивать делишки дипломатического корпуса, подкупая грубых и бестолковых чинов венгерской тайной полиции. И теперь из Стамбула ему дали знать, что хотели бы использовать его для переправки денег, предназначенных для спасения обреченных, в Германскую империю, а затем с их помощью оповестить весь мир о судьбе европейского еврейства.
В Венгрии адмирала Хорти – союзницы нацистской Германии Сем Шпрингман и его сионистские коллеги были столь же неосведомлены о том, что происходит в пределах Польши, как и обитатели Стамбула. Но Сем подыскал курьеров, которые за определенный процент от содержимого багажа или же по своим политическим убеждениям были согласны проникать на оккупированные немцами территории. Одним из его курьеров был торговец драгоценными камнями Эрик Попеску, агент венгерской тайной полиции. Другим – Банди Грош, контрабандист, тайно доставлявший ковры, который также сотрудничал с полицией, но начал работать на Шпрингмана, чтобы искупить вину перед покойной матерью, которой он причинил много горя. Третьим был Руди Шульц, австрийский медвежатник, агент бюро гестапо из Штутгарта. Шпрингман обладал даром уговаривать таких двойных агентов, как Попеску, Грош или Шульц, играя на их чувствах, алчности или же на их принципах, если таковые имелись.
Некоторые из его курьеров были чистыми идеалистами и работали из твердых убеждений. Седлачек, который в конце 1942 года наводил в Кракове справки о Шиндлере, относился именно к этой категории. У него в Вене имелась процветающая стоматологическая практика. Ему было сорок пять, и у него не имелось ровно никакой необходимости доставлять в Польшу саквояжи с двойным дном. Однако он прибыл в Краков со списком имен в кармане, и список этот был составлен в Стамбуле.
Второе имя в списке принадлежало Оскару Шиндлеру.
Это означало, что кто-то – Ицхак Штерн, бизнесмен Гинтер или доктор Александр Биберштейн – сообщил сионистам Палестины это имя.
Так, даже не подозревая об этом, герр Шиндлер обрел звание порядочного человека.
У доктора Седлачека имелся приятель в краковском гарнизоне, его земляк из Вены, который в роли пациента как-то пришел к нему на прием. Это был майор вермахта Франц фон Кораб. В первый же вечер пребывания в Кракове дантист пригласил майора выпить с ним в отеле «Краковия». Прошедший день оставил по себе у Седлачека мрачное впечатление: стоя на берегу над серыми водами Вислы, он смотрел на Подгоже – неприступную крепость, мрачные высокие стены которой были обнесены колючей проволокой. Стоящая над крышами дымка говорила о приближающейся зиме, резкие порывы дождя поливали ворота с восточной стороны гетто, около которых ежился нахохлившийся полицейский…
Когда пришло время идти на встречу с Корабом, Седлачек с облегчением покинул свой наблюдательный пост.