Список Шиндлера

Смены длились долго, порой по двенадцать часов, ибо герр Шиндлер продолжал оставаться деловым человеком, которому надо было выполнять военные контракты. Кроме того, что греха таить – он с удовольствием получал доходы. Однако, надо отметить, что работа не была непосильной и изматывающей, да и в то время многие заключенные понимали, что их труд в определенной мере – залог их существования. В соответствии с расчетами, которые Шиндлер представил после войны в «Джойнт», он потратил миллион восемьсот тысяч злотых (триста шестьдесят тысяч долларов) на питание заключенных «Эмалии». Подобные же статьи расходов можно найти в документах «Фарбениндустри» и Круппа – хотя никогда они и близко не приближались к тому проценту от доходов, который тратил на это Шиндлер.

Отличие заключается еще и в том, что на «Эмалии» никто не стал инвалидом и не скончался от непосильной работы, от избиений и голода. В то время, как только на предприятии «Буна» концерна «И. Г. Фарбен» из тридцати пяти тысяч заключенных погибло двадцать пять тысяч.

И потом, уже много времени спустя, те, кто трудился на «Эмалии», называли лагерь Шиндлера настоящим раем. Поскольку в это время они все уже давно жили в самых разных местах земного шара, нельзя даже предположить, что они договорились задним числом. Тем более, эта оценка могла иметь для них значение, только когда они были на «Эмалии».

Конечно, рай тут был относительный – лишь по сравнению с Плачувом. Его обитателей больше всего поражало почти нереальное ощущение свободы и раскованности – нечто невероятное, чего они даже не хотели слишком явно осознавать, опасаясь, что оно может исчезнуть, испариться.

Новые рабочие знали о хозяине, герре директоре Шиндлере, только по рассказам. Они старались не попадаться герру директору на глаза, не осмеливались заговорить с ним. Им требовалось время прийти в себя и освоиться с необычной тюремной системой Шиндлера.

Взять, например, девушку, которую звали Люся. Ее мужа недавно вместе с другими отделили от толпы заключенных на аппельплаце и отправили в Маутхаузен. И хотя подобные случаи давно стали привычной реальностью, она тосковала и горевала, поняв, что теперь вдова. В этом состоянии она и оказалась на «Эмалии». В ее обязанности входило переносить покрытые эмалью заготовки из ванн в печи для обжига. На их раскаленной поверхности разрешалось подогревать воду, да и вообще в цехе было тепло. Лично для нее наличие на «Эмалии» горячей воды было основным ее достоинством.

Впервые она увидела Оскара, когда его высокая фигура двигалась по проходу между прессами вдоль конвейерных линий. В его облике не было ничего пугающего. Люся боялась привлечь его внимание: а вдруг она не понравится герру Шиндлеру, и тогда ей придется расстаться с этим местом, где никого не били, где было вдоволь пищи, где отсутствовала внутрилагерная охрана. Она хотела остаться незамеченной и до, и во время работы, по окончании которой по проходу из колючей проволоки она тихо прошмыгивала до своего барака, до своей койки.

Но некоторое время спустя она поймала себя на том, что утвердительно кивает Оскару в ответ на какой-то вопрос и даже говорит ему: «Да, спасибо, герр директор, я отлично чувствую себя». Однажды он даже дал ей несколько сигарет, которые ценились чуть ли не на вес золота в обменных операциях с польскими рабочими. С тех пор как она узнала, с какой легкостью исчезают друзья, она опасалась чьего-либо дружеского расположения; она хотела, чтобы Шиндлер продолжал существовать в образе таинственного и могучего покровителя. Рай, которым управляет тот, кого можно назвать другом, слишком хрупок и ненадежен. И чтобы свод небес не рухнул, его должен поддерживать кто-то мужественный и таинственный…

Многие из заключенных «Эмалии» думали точно так же.

В то время, когда лагерь на предприятии Оскара начал свое существование, в Кракове по поддельным документам одной из южноамериканских стран жила девушка, которую на самом деле звали Регина Перельман. Ее смуглая внешность соответствовала данным документов, по которым у нее было арийское происхождение, и с их помощью она устроилась в управление одной из фабрик в Подгоже. Она была бы в куда большей безопасности от шантажистов, если бы перебралась в Варшаву, Лодзь или Гданьск. Но в Плачуве находились ее родители. Она жила по подложным документам и рисковала ради них, чтобы передавать им продукты и лекарства. Однажды она узнала, что в еврейской мифологии Кракова есть поговорка – мол, с герром Шиндлером можно пережить что угодно. Доходили до Регины и слухи о положении в Плачуве – о каменоломне, о выходящем на балкон поохотиться коменданте Амоне Гете. Она должна была что-то предпринять для спасения матери и отца. Лучше всего было бы, решила она, если бы ее родители оказались в лагере на предприятии Шиндлера.