Список войны

Цели, которые должны быть накрыты 685-м артиллерийским полком, Горшков знал хорошо – дважды ходил на ту сторону. Проверил их, нанёс на карту, координаты передал в штаб. Так что осечек быть не должно.

Снаряды прошли низко, так низко, что захотелось с головой вжаться в землю, стать с ней единым целым, обратиться в мышку-норушку, в таракана, в крота, но наблюдатели не имели права обращаться в кротов.

Первый же залп лёг на артиллерийские позиции немцев – редкое везение, поднял в воздух одну из пушек, у которой то ли колёса оторвались, то ли их вообще не было – без колёс пушка походила на какой-то странный станок. Артюхов этим залпом остался доволен – хорошо положили мужики снаряды, тёмное небо стало рыжим от огня, а вот со вторым залпом дело обстояло хуже, снаряды вспахали пустое пространство… Артюхов оторвался от стереотрубы, с досадою выругался.

– Вот мать твою! – Повернулся к связисту, который вслед за разведчиками протянул на высотку телефонный провод, выкрикнул: – Связь!

С высотки даже невооруженными глазами можно было рассмотреть, как далеко, почти у самого горизонта, висят столбы дыма, грязи, порохового взвара, висят и не падают, словно бы поддерживаемые чем-то снизу, висят также ошмётки кустов, обломки досок, тряпки… Зрелище это, для фронта, в общем-то, обычное, заставляет каждый раз замирать душу – душа сжимается в комок, превращается в цыплёнка, кровь в груди делается холодной, Артюхов немигающим взором полководца вглядывался в эту картину до тех пор, пока щуплый большеголовый связист не сообщил сдавленным голосом:

– Есть связь!

Артюхов схватил трубку, протянутую связистом, выругался в неё и только потом перешёл на язык цифр, внёс поправку в огонь своих орудий. Следующий залп ушёл за горизонт. Горшкову сдавило уши, боль была сильной, ему показалось, что у него лопнула одна из барабанных перепонок в левом ухе, ладонью старший лейтенант отёр щеку, посмотрел – показалось, что ладонь в крови… Крови не было.

Снаряды, когда идут над головой, прессуют, плющат воздух, делают его раскалённым, он вскипает – того гляди, под каской загорятся волосы…

Артюхов сделал новую поправку.

Через несколько минут он перенёс огонь на переднюю линию фрицев, на окопы, сделал это умело – в воздух полетели доски, которыми они обшивали ходы сообщения (воевать немцы любили с комфортом), какое-то тряпьё, пустые ящики из-под патронов, котелки и изломанные, погнутые винтовки; за первым залпом окопы фрицев накрыл второй.

Немцы попробовали огрызнуться, в глубине их обороны зажато гавкнули два орудия, отплюнулись снарядами, потом снова ударили – ни Артюхов, ни Горшков место нахождения пушек не определили, тем не менее Артюхов вновь перенёс огонь в немецкую глубину.

Хоть и освещало пламя предутренний сумрак, делало его днём ясным, но дым, пыль, грязь, повисшие в воздухе, вернули всё на свои места – темень вновь окутала землю.

Вдруг связист, находившийся при Артюхове, протянул Горшкову потрескавшуюся телефонную трубку, перевязанную матерчатой изоляционной лентой.

– Товарищ старший лейтенант – вас…

Слышимость была хорошая – молодец связист, несмотря на несобранный вид и цыплячью шею, он своё дело знал, – Горшкова срочно вызывали на командный пункт – прибыли разведчики из штаба дивизии.

Раз дивизионные разведчики приходят к полковым – значит, дело затевается серьёзное, обычно полковых выдергивают наверх, в дивизию…

Пробыл Горшков на командном пункте недолго – полчаса, ну непростая дорога туда-сюда, когда пару раз пришлось сунуться мордой в землю, заняла ещё полчаса, а вернулся он и не узнал облюбованную сопочку – половина её была срезана снарядами. Хорошо, что хоть срезана была не поверху, а сбоку, косо, – это давало надежду, что снаряды наблюдателя с разведчиками не зацепили.

У Горшкова защемило сердце, он пригнулся, выпрыгнул из окопа, устремляясь к высотке, услышал сипящий грозный звук – со стороны немцев летел снаряд, пригнулся, вжимаясь коленями в живот, в следующее мгновение плюхнулся в землю, плотно притиснулся к ней – показалось, что снаряд точно ляжет на место, где он находится, подтянул к себе ноги и замер.

Снаряд с грохотом воткнулся в землю неподалёку от Горшкова, приподнял здоровенный, ровно обрубленный словно бы для памятника камень, поворочался немного и затих. Выждав несколько секунд, старший лейтенант изумлённо приподнял голову – снаряд не взорвался… Такое бывает, хотя и редко – есть халтурщики и на германском производстве.

Горшков засмеялся облегчённо словно мальчишка, вскочил проворно и сделал небольшую перебежку, устремляясь к сопочке. Не удалось полку подавить немецкие пушки, как и фрицам не удастся накрыть наши пушки и зарыть их в землю…

Старший лейтенант снова распластался на опаленной тропке, заполз в какую-то канаву – опять шёл немецкий снаряд.

Стволов у немцев было больше, чем у нас, и снарядов было больше… Во рту Горшкова сделалось горько, словно он съел стручок перца, в уголках глаз проступили мелкие неприятные слёзы. Едкий дух рвал ноздри. После взрыва немецкого снаряда Горшков потряс головой и вновь вскочил на ноги.