Список войны

С танка спрыгнул Охворостов, покатился в сторону, сделался на сером ночном снегу невидимым, потом спрыгнул Волька, следом ещё двое. Медлил, не покидал броню только Мустафа, скорчившись, выгнув голову, он смотрел снизу вверх на командира и перебирал ногами по заиндевелому металлу, не зная, чем помочь старшему лейтенанту.

– Мустафа, беги! – прохрипел Горшков, додавливая немца. Горло у того уже сделалось мягким, бескостным, Горшков расплющил, сломал пальцами несколько хрящей говорливому фрицу – теперь не будет талдычить по-русски. Хватит, отталдычился!

– Без тебя не могу, командир, – прохрипел Мустафа в ответ, он впервые назвал Горшкова на «ты», раньше этого не было.

– Беги, я приказываю! – старший лейтенант выплюнул из себя вместе с остатками сил какую-то ледышку.

– Нет!

На броне остались они вдвоём, командир и подчинённый, на замыкающем танке также возились люди – там разведчики прижали второго автоматчика. Танки шли на прежней скорости, не меняя направления – водители ещё ничего не заметили.

Додавив немца, Горшков сдёрнул с его шеи автомат и прыгнул с брони в балку, прямо в снег, нырнул в него целиком, с головой и ногами, и поспешно, судорожно заработал ногами, локтями, коленками, руками, стараясь уплыть в сторону.

Одновременно с ним в снег прыгнул Мустафа, зарылся в него целиком, проворно пополз вниз. Хорошо, что снег был сыпучим, как сахар. Мустафа чувствовал, головой своей, сердцем, душой ощущал, что командир находится рядом, старался держаться его, не удаляться, в забитые снегом уши просачивались далёкие глухие звуки, шорохи, шум, скрип… «Хрен вам с редькой, а не плен, – возникло у него в голове возмущенное, злое, – дулю вам в рыло, а не плен, задницу с двумя дырками…» Он выскочил на поверхность снежного покрова, увидел над собой мечущиеся светлые полосы – это шедшие впереди танки развернулись и включили прожектора, – выбил изо рта снег, покрутил головой, надеясь увидеть командира.

Не увидел – старший лейтенант находился под снегом, всаживался пальцами, ногтями в мёрзлую сыпучую плоть, задыхался и упрямо полз дальше. Странное дело – холода он сейчас не чувствовал совсем.

Мустафа остриг ногами воздух, будто собирался уйти в воду и снова ушёл под снег. Дальше, дальше, как можно дальше от проклятого места…

Он полз долго, очень долго, грыз снег зубами, ломал об него пальцы, остановился, когда в груди возникла боль, виски сдавили невидимые щипцы – в лёгких кончился воздух, Мустафа захрипел задавленно и выбрался на поверхность. Перевернулся на спину и, раскинув руки крестом, отплюнулся тягучей, от усталости сделавшейся сладкой слюной. Поёрзав затылком по снегу и, сделав углубление, повернул голову влево и чуть не вздрогнул: рядом, утопив лицо в снег, лежал командир.

Мустафе показалось, что Горшков мёртв – и лицо мёртвое, белое, мёрзлое, и тело мёртвое, неподвижное – ни одной живой приметы, и снег, попадавший на старшего лейтенанта, не таял, поскольку человек этот был уже мёртвый.

– Ну как, Мустафа, жив? – не поворачивая головы и не открывая глаз, тихим сиплым голосом спросил старший лейтенант.

– Жив, товарищ командир. И вы, я вижу, живы…

– Жив, Мустафа, – Горшков шевельнулся устало. – Как там ребята наши? Видно кого-нибудь?

– Никого не видно. Танки только шмурыгают туда-сюда.

– Надо ползти дальше, Мустафа, – с трудом выкашлял из себя Горшков, – на ту сторону…

– А вдруг танки обойдут лощину и появятся на той стороне? А, товарищ командир?

– Не обойдут, – уверенно прохрипел Горшков, – это не лощина, а балка. А балка может тянуться километров на пятнадцать. Её хрен обойдёшь, Мустафа.

– Тогда поползли. Надо двигаться. Иначе мы замёрзнем.

Горшков ничего не сказал на это, приподнял и окунул голову в снег, в следующий миг проворно заработал руками. Зацепленный ремнем за локоть, за ним тащился немецкий автомат.

А наверху, на закраине балки, продолжали беситься, ездить взад-вперёд танки. Ревели моторы, чёрный дым, тугими струями вырываясь из выхлопных патрубков, уносился в косматое тёмное небо, мела позёмка, закручивала снег в тонкие высокие верёвки, ветер со злым хохотом перекусывал их, и свитые стеклистые жгуты с грохотом шлепались вниз…

Они проползли ещё немного, уткнулись в крутой бок балки и, ошалело крутя головами, выбрались на поверхность почти одновременно. В то же мгновение услышали автоматную очередь. На противоположном стороне балки, на гребне закраины, стоял автоматчик и методично поливал из «шмайссера» темноту.

Очередь прошла совсем недалеко от разведчиков, встряхнула землю, снег, протыкаемый пулями, зашипел сыро, в следующее мгновение очередь отползла в сторону, разбила толстый кусок льда, невесть откуда тут взявшегося, и угасла.

Автоматчик посветил в глубину балки фонариком, – ну как будто ему не хватало режущего пламени танковых прожекторов, – ничего не увидел и снова взялся за «шмайссер». Стрелял недолго – кончились патроны. Фриц ловко, в несколько коротких движений сменил рожок и вновь открыл стрельбу.