Сплендор

– Да, кашу, это подходящее описание. Но она вырастет настоящей красавицей, вот увидишь. А теперь садись ко мне на колени, дорогая. У меня хватит места для вас обеих.

Воспоминание рассеялось, и зал снова приобрел четкие очертания. Сердце Джульетты неистово стучало в ее груди. Она помнила этот дом. Он был маленьким, там было полно сквозняков, а ковры на скрипучих половицах были вытерты. И ее мать. Она выглядела моложе, чем в неясных воспоминаниях Джульетты, но у нее были те же самые темные глаза. И тот же самый нос пуговкой. И чуть заметные складки вокруг ее губ, когда она улыбалась.

Джульетта не знала, как Анри это сделал – как он сумел так точно воспроизвести детали, – но это была всего лишь иллюзия. Ее накрыло облегчение.

– Это не воспоминание Клэр, – сказала она ему.

На лице Анри мелькнула тревога и быстро исчезла. Когда он заговорил, его голос звучал сдержанно. Осторожно.

– Почему ты так решила?

– Не пойми меня неправильно, это хорошая имитация. Но, когда родилась я, Клэр было всего четыре года. А ты сделал ее мысли такими сложными. Она никак не могла думать, используя такие слова, как в качестве утешения.

– Вероятно. Но память работает не так. – Глаза Анри были полны сожаления. В нем было нечто такое, что внушало ей доверие. Но, возможно, она видит только то, что он сам хочет ей показать.

Она сглотнула.

– Я не понимаю. Это воспоминание Клэр или нет?

– Воспоминания не заслуживают большого доверия, это известно. И они, к тому же, изменчивы… – Анри сжал свой затылок. – Поэтому-то мое волшебство и действует так эффективно. Всякий раз, когда мы что-то вспоминаем, наш разум немного изменяет это воспоминание – добавляет новые детали, удаляет старые – даже когда мы не осознаем, что это происходит. Вероятно, Клэр потом не раз думала о том дне. Но, вспоминая его, она каждый раз была уже другим человеком – у нее появлялись новые впечатления, менялись ее восприятие самой себя, ее чувства к тебе. Так что всякий раз, думая о нем, она вспоминала его в новом контексте, и детали становились немного иными. Возможно, четырехлетняя Клэр и не знала таких слов, как в качестве утешения, но в двадцать лет она знала их наверняка.

Джульетта обхватила себя руками. От мысли, что ее собственные воспоминания могут не заслуживать доверия, она чувствовала себя так, будто земля уходит у нее из-под ног. Как будто она стоит не на камне, а на зыбучем песке. Она не могла этого принять.

– Это не имеет никакого смысла, – сказала она, имея в виду и его объяснение работы памяти, и его утверждение, что Клэр хотела избавиться от своих воспоминаний.

Он вздохнул.

– Я знаю. Но это не значит, что это неправда.

Джульетта смотрела, как сожаление на его лице сменилось покорностью судьбе, на смену которой опять приходит сожаление. И было ясно, что и то и другое искренне.

Все в душе Джульетты смолкло, и там воцарилась глухая тишина. Как после взрыва.

Она всегда знала правду. Она знала ее, когда украла деньги, отложенные на черный день, знала, когда садилась в карету, знала, когда входила в двери «Сплендора». Клэр оставила ее, бросила, и она всегда знала, что когда-нибудь это случится.

Она всегда понимала, что так и будет. Все бросали ее. Ее отец, который ушел еще до того, как она смогла запомнить его лицо. Ее мать, которая пообещала вернуться, но так и не вернулась.

И вот теперь Клэр.

Все свое детство Джульетта отворачивалась от уродливой реальности, как отворачиваются от рычащей собаки в надежде на то, что она пойдет своей дорогой, не став нападать, но ее все равно продолжал грызть страх: что, если ее бросит и Клэр?

И теперь ее худшие страхи сбылись. Она осталась совершенно одна.

У нее зазвенело в ушах.

– Я хочу пойти в номер. – Ее голос звучал безжизненно, глухо.

– Да, конечно. – Анри сжал ее локоть, словно опасаясь, что она лишится чувств. Возможно, так и будет.

Весь обратный путь она прошла как в тумане, спотыкаясь и ничего не видя. Чудеса «Сплендора» не привлекали ее, она с трудом переставляла ноги. Несколько раз Анри прочищал горло, будто желая что-то сказать, но так ничего и не говорил.

Ее мысли блуждали, она чувствовала себя будто отделенной от своего собственного тела, и ей казалось, что, возможно, когда Анри отпустит ее локоть, она воспарит и улетит.

Но, когда они наконец дошли до двери ее номера и он отпустил ее, разочарованная Джульетта обнаружила, что ее ноги, словно налитые свинцом, так и остались стоять на полу.

Анри ткнул плинтус носком ботинка.

– Прости. Я думал, правда поможет тебе.

Она уставилась на него:

– Поможет сделать что?

Лицо Анри дрогнуло, и он пожал плечами:

– Я надеялся, что она поможет тебе понять, чего ты хочешь. Поможет стать счастливой.