Сплетение

Как этому помочь? Как бороться с болезнью, она знает, у нее есть оружие, терапия, на ее стороне врачи. А от исключения из жизни какие могут быть лекарства? Ее медленно оттесняют к выходу, запирают в шкафу; что ей делать, чтобы изменить ситуацию?

Драться, да, конечно, но как? Подать на «Джонсона и Локвуда» в суд за дискриминацию? Это значит, что ей придется уволиться. Но если она уйдет, ни о какой помощи, ни о какой социальной защите не может быть и речи. Искать новое место? Да кто ее возьмет на работу с раком? Открыть собственное дело? Перспектива соблазнительная, но требующая больших денежных вложений. Банки дают кредиты только здоровым, это ей известно. Кроме того, пойдут ли за ней клиенты? Она же ничего не сможет им обещать, даже того, что через год будет в силах защитить их интересы.

Ей вспомнилось то ужасное дело, несколько лет назад, женщина, которую защищал один из ее коллег. Она работала секретаршей у одного частного врача. Ее мучили головные боли, и она обратилась к своему работодателю. Тот осмотрел ее, направил на дополнительное обследование, и вечером того же дня вызвал к себе, чтобы объявить ей об увольнении: у нее оказался рак. Он, естественно, сослался на причины экономического характера, но все было ясно как день. Процесс длился три года, женщина в конце концов вышла победительницей. А немного позже умерла.

Насилие, применяемое в отношении Сары, не так очевидно. Оно не имеет названия. Оно коварно, а потому труднодоказуемо. И все же оно вполне реально.

Однажды, январским утром Джонсон вызывает ее к себе в офис, наверх. С наигранной заботой интересуется ее делами.

– В порядке, спасибо. Да, прохожу химиотерапию.

Он рассказывает о каком-то дальнем родственнике, который двадцать лет назад тоже лечился от рака, а теперь находится в прекрасной форме. Саре плевать на все эти истории чудесных исцелений, которыми ее пичкают со всех сторон, – кидают, словно кость собаке. Для нее это ничего не изменит. Ей хочется ответить, что у нее от того же самого умерла мать, что сама она больна и чувствует себя хуже некуда, и пусть он засунет свое фальшивое сочувствие куда подальше. Он не знает, что это такое, когда весь рот у тебя обметан язвами так, что ты не можешь есть, когда к концу рабочего дня ноги так болят, что тебе не ступить и шага, когда ты так измотана, что любая лестница кажется непреодолимым препятствием. Вся его жалость – сплошная фальшь, на самом же деле ему нет никакого дела до того, что через несколько недель на голове у нее не останется ни волоса, что она так похудела, что ей страшно смотреть на себя в зеркало, что она все время боится – боится боли, смерти, что она не спит ночами, что ее рвет по три раза в день, что иногда, просыпаясь утром, она не знает, сможет ли удержаться на ногах. Да пошел он со своим участием! И его родственник тоже.

Но, как всегда, Сара сохраняет корректность.

Джонсон переходит к главной теме разговора: он хочет дать ей помощника для дела Бильгувара. Сара раскрыла рот от удивления и даже не сразу нашлась, что ответить. Бильгувар – ее давний клиент, она много лет ведет его дела, и ей для этого не нужны никакие помощники. Джонсон вздыхает, напоминает ей о том совещании, на которое она опоздала, – единственный раз в жизни. Ей тогда пришлось встать ни свет ни заря, чтобы до начала рабочего дня пройти очередную томографию в больнице, а томограф вдруг возьми и выйди из строя, – ну, не повезло, такое случается раз в три года, сокрушался тогда техник. Сара летела на работу со всех ног, примчалась вся запыхавшаяся, когда совещание только-только началось. Но Джонсону, конечно, все эти объяснения совершенно ни к чему, Сара может оставить их при себе. На их счастье, Инес была на месте. Эта никогда не опаздывает, отметил он, ведет себя безупречно. А еще был случай, напомнил он, когда Саре стало дурно прямо во время судебного разбирательства, заседание суда пришлось тогда перенести на другой день. Тут в голосе его зазвучали медовые нотки, которые Сара ненавидит больше всего, и он заговорил о том, что понимает-что-у-нее-курс-лечения, что все-здесь-желают-ей-полного-и-скорейшего-выздоровления. Джонсон большой мастер на готовые и ничего не значащие, пустые фразы. Он считает, что Саре-нужна-поддержка, в этом суть-и-предназначение-компании, работа-в-команде. И вот, чтобы-поддержать-ее-в-этот-трудный-для-нее-период-он-назначает-ей-в-подмогу… Гэри Кёрста.

Хорошо, что Сара в этот момент сидела, иначе она бы упала.

Только не это!

Лучше бы ее уволили, выставили на улицу. Или дали пощечину, оскорбили, по крайней мере, это было бы коротко и ясно. Что угодно, только не это запирание в шкаф, не это медленное, невыносимое умерщвление. Она чувствует себя быком на арене, которого вот-вот принесут в жертву. Она знает: протестовать бесполезно, ни один из ее доводов ничего не изменит. Ее судьба решена, и это решение принято Джонсоном. Какая ему теперь от нее польза – от больной? Ставить на нее он больше не желает.