Сплетенные судьбами (ЛП)

- Значит, образцы берут не только, когда мы умираем, - мои мысли стремительно бегут. Я вспоминаю – как много шансов. Наши вилки. Ложки. Одежда, которую мы носим. А может, мы сами даем им образцы, согласно киваем, соскабливаем собственные ткани, отдаем им и затем принимаем красную таблетку. - Образец, взятый после смерти, ничего не значит. Общество уже приготовило пробирки для каждого, кого желает сохранить. Может быть, образцы молодых тканей окажутся эффективнее. В таком случае, если нам не будет известно о других образцах, они могут держать нас в послушании до самой смерти. - Сердце в груди подскакивает, помимо воли ощущая благодарность к Обществу.

Вполне возможно, что пробирка дедушки тоже здесь. В таком случае, не имеет значения, что отец уничтожил тот образец, полученный на Прощальном банкете.

- Кассия,- тихо говорит Ксандер. - Здесь Ксандер.

- Что? - Где? Он нашел нас? Как он узнал?

- Здесь, - спокойно повторяет Кай, указывая на одну из подсвеченных голубым светом пробирок.

Конечно. Избегая глаз Кая, я рассматриваю пробирку. КЭРРОУ, КСАНДЕР. ОР. Дата его рождения верная. Это образец Ксандера, но он жив.

Насколько я знаю.

Затем мы с Каем оба стоим у стеллажа, глаза бегают по номерам, пальцы нервно сжимаются. Кто еще здесь? Кого сохранили?

- И ты тут есть, - показывает Кай. Вот она, дата моего рождения. И мое имя: РЕЙЕС, КАССИЯ. Дыхание резко перехватывает. Мое имя. Видя его здесь, я вспоминаю свои ощущения на банкете Обручения, когда произносили мое имя. Я вспоминаю, чему принадлежу. Что мое будущее – жить в безопасности в Обществе, окруженной заботой.

- Меня здесь нет,- говорит Кай, наблюдая за мной.

- Наверно, ты в другой провинции, - предполагаю я. - Возможно, ты в...

- Меня здесь нет, - повторяет он. На мгновение, при тусклом освещении пещеры он смешивается с тенями, и, кажется, что его, действительно, нет. Только ощущение его ладони, крепко сжимающей мою руку, говорит мне иное.

К нам подходит Хантер, и я пытаюсь все объяснить. - Это ткани, - говорю я ему. - Небольшие кусочки кожи, волосы, обрезки ногтей. Общество берет их у своих Граждан, и поэтому, когда-нибудь, оно возродит нас обратно к жизни. - Произнеся слово мы, я вздрагиваю, - исходя из всего, что мне известно, возможно, я единственная в этой пещере, у кого здесь хранится пробирка. И это, скорее всего, потому, что у них пока еще не было времени изменить мой статус. Я снова оглядываю стены пещеры – кости, зубы, панцири, оставшиеся с давних времен. Если то, что мы есть, находится не в наших костях, тогда, должно быть, это – в наших тканях. Где-нибудь должно быть.

Хантер смотрит на меня, потом на пробирки. Он глядит так долго, что я уже открываю рот для дальнейших объяснений, но тут он протягивает руку в стеллаж и вытаскивает пробирку, прежде чем я успеваю остановить его.

Звука тревоги нет.

Его отсутствие нервирует меня. Какой-нибудь датчик вспыхивает где-то в центре Общества, предупреждая чиновников о проникновении?

Хантер высоко поднимает пробирку, направляя на нее луч фонарика. Образцы столь малы, что их даже нельзя разглядеть в толще раствора, плещущегося внутри.

Раздается треск. Пробирка раскалывается, и красная кровь стекает по руке Хантера. - Они убили нас, чтобы сохранить самих себя, - говорит он.

Все глядят на Хантера. На одно нелепое, импульсивное мгновение возникает соблазн присоединиться к нему, разбивая пробирки – я бы открыла все дверцы стеллажей, прихватив что-нибудь, вроде палки. Побросала бы на пол ряды пробирок, светящихся холодным голубым светом. Колотила бы их палкой, чтобы узнать, будут ли они издавать звуки колокольчиков. Хочется узнать, как звучит мелодия чужих жизней: она резкая и фальшивая; или сильная, чистая, нежная, и по-настоящему музыкальная. Но я не разбиваю. Вместо этого я делаю кое-что другое, быстро, пока они смотрят на Хантера.

Он раскрывает ладонь, разглядывая кровь и жидкость на ней. Несмотря на ситуацию, я замечаю имя на ярлычке: ТОРСТОН, МОРГАН. Оглядываюсь на Хантера. Он разбивает пробирку так, будто это требует применения большой силы, но он, кажется, даже не замечает приложенных усилий. - Почему? - спрашивает он. - Каким образом? Разве они нашли способ возвращать людей к жизни?

Уставившись на меня, все ждут, что я все смогу объяснить. Во мне поднимаются злость и замешательство. С чего они взяли, что у меня есть ответы? Потому что я больше принадлежу Обществу, чем все остальные?

Но есть же вещи, которых я не понимаю, частично об Обществе, частично о самой себе.

Кай кладет руку на мое плечо. - Кассия, - мягко говорит он.

- Я не Ксандер! - выкрикиваю я столь громко, что эхо разносится по пещере. Кай моргает, когда звук моего голоса окружает его со всех сторон. - Я ничего не знаю о медицине. Или о таблетках. Или о хранилищах образцов. Или о том, что Общество может или не может сделать в области медицины. Я не знаю.