У Чака и Блэр, возможно, было бы больше времени для своих лучших друзей, если в дополнение к их индивидуальным репетициям с педагогом по вокалу они не проводили бы почти каждый свободный момент своего времени в частных репетициях друг с другом. Хотя некоторые из этих так называемых «репетиций» были всего лишь эвфемизмами* для секса, по настоянию Блэр они действительно проводили большую часть времени по вечерам и выходным, работая над своими совместными номерами. Блэр потребовала от Чака помощи в практике их совместных дуэтов, он играл для не на фортепиано, в то время как она репетировала свое соло.
Уроки игры на фортепиано занимали большую часть времени Чака в детстве, поскольку его мать считала, что каждый истинный джентльмен должен уметь играть на этом инструменте. И хотя она умерла вскоре после рождения Чака, Барт Басс до сих пор считал ее наставления священными. Поэтому Чак был обречен на уроки игры на фортепиано три раза в неделю, с тех пор, как ему стало четыре года. Не желая разочаровывать ни отца, ни пожелания умершей матери, которую он боготворил, Чак старательно занимался до тех пор, пока не смог играть на уровне любого концертного профессионала. Но отец Чака каждый раз лишь холодно наблюдал за публичными выступлениями сына, пока тот не перестал их давать вовсе. В настоящее время мало кто из его друзей вообще могли вспомнить, что Чак мог играть на фортепиано. Но Блэр Уолдорф, естественно, никогда не забывала о его детском таланте.
Блэр никогда не забывала ничего из того, что могло помочь в ее росте как королевы. Будучи в состоянии мгновенно вспомнить старый слух или необходимую пикантную информацию из тайников своего сознания, она имела большое преимущество в борьбе со своими стервозными подчиненными. Однако причиной того, что Блэр помнила детские концерты Чака так наглядно, было то, что они обычно проходили с ее участием. Выступления Чака часто сопровождались в паре с Нейтом, Блэр и Сереной - Нейт обычно жонглировал или показывал физические упражнение, а Блэр и Серена танцевали или читали вместе стихотворение.
Мать и отец Нейта всегда были там, готовые оценить эти концерты, так же как и Лили, когда она была не за рубежом с ее новым бойфрендом. Гарольд также часто присутствовал, за что Блэр была чрезвычайно благодарена. Мать Блэр и отец Чака были самыми редкими посетителями, предпочитая деловые встречи, даже если обещали прийти. Чак иногда подходил к Блэр и сжимал ее руку в знак солидарности, когда они понимали, что их родители опять не появятся на выступлении. Не то, чтобы их присутствие было бы действительно утешительным. Когда Элеонор все же удавалось прийти, она всегда в конце выступления поджимала губы и говорила нечто вроде: «Очень хорошо, но Блэр, ты должны смотреть более внимательно на Серену в следующий раз и попытаться повторить ее грациозные движения» или «Блэр, ваше чтение было бы прекрасным, если бы ты поняла, что нужно говорить громче и медленнее, как Серена». Барт никогда не говорил ничего критического Чаку, а просто кивал ему в конце шоу, напоминая, что он улетает в Цюрих или еще какое-то другое место рано утром. Горечь того, что у них обоих были такие разочарованные и неблагодарные родители, оставила яркий след в памяти Блэр о завораживающем фортепианном исполнении Чака.
Так Блэр уговорила Чака помочь ей и себе с репетициями «Призрака», практикуя свои номера в ее квартире. На нее произвело впечатление то, что он все еще играл очень хорошо, она была тронута его признанием в том, что он продолжал помнить об этом идеале джентльмена, созданного его матерью. Наблюдая за тем, как красивое лицо Чака хмурится, когда его пальцы интенсивно взлетают над клавишами, как он снимает пиджак, чтобы обеспечить свободу действий, за тем, насколько идеально завязан его галстук, Блэр не могла не согласиться с мнением покойной миссис Басс.
Со своей стороны, Чак был удивлен, когда впервые услышал пленительный голос Блэр. Он не был уверен, что действительно слышал ее голос ранее. Он предполагал, что она поет достаточно хорошо, ведь она получила главную роль в мюзикле, но, учитывая успеваемость, ее конкуренция не была такой уж и жестокой. Однако, слушая ее пение, он был буквально очарован богатством и чувствительностью ее тона. Чак был удивлен, что такой командный голос мог издавать столь изящный звук. Может быть, поэтому, когда она пела, казалось, что музыка выливалась не только из ее рта, но через все ее тело, дрожа и выстреливая из лица, груди, пальцев на руках. Это заставило его еще больше восхищаться ею, хотя, конечно, он не показывал этого. Но через несколько дразнящих отказов, он охотно начал соглашаться репетировать с ней всякий раз, когда она хотела, намереваясь продолжать проводить время с ней. Даже несмотря на серьезное, несколько маниакальное отношение к совершенствованию своего выступления, рядом с Чаком невозможно было не расслабиться, посмеяться или подразнить, касаясь друг друга во время их номеров.