Сплоченность

— Пока да. Но фронт уже недалеко гремит… Так как же это вы с поста коменданта съехали?

— Вам от этого не есть легче.

— Догадываюсь — вас понизили. После такой обиды вы еще злее стали на партизан.

— Верно.

— И сейчас постараетесь поднять свой авторитет перед начальством. На моей шкуре. Угадал? Но должен предупредить: ваш авторитет в моих руках.

— И ваша судьба есть тоже в ваших руках.

— Рассказывайте сказки кому-нибудь другому. Буду ли я говорить или молчать — вы меня все равно ликвидируете. Расправитесь со мной, как, признаться, и я бы с вами расправился.

Поддубный заметил, что его слова поразили обер-лейтенанта. Рауберман даже изменился в лице. Он понял, что пленный — человек с твердой волей и вырвать признание у него будет нелегко.

Если бы это было в конце допроса, Рауберман, не откладывая, приказал бы своим палачам пустить в ход дубинки, но разговор с пленным только начинался, и потому приходилось сдерживаться. Он должен добиться сведений о партизанах, блеснуть перед начальством и заслужить похвалу и повышение. С таким пленным есть расчет повозиться, лишь бы в конце концов выжать из него показания. Вести следствие нашлись десятки охотников. В этом Рауберман убедился сегодня утром, когда доложил своему окружному начальству о том, кого он захватил в плен. Сколько зависти вызвало это известие! Кое-кто из штабистов попытался устранить Раубермана от ведения допроса. Дошло до того, что Рауберману пришлось разговаривать с самим гебитс-комиссаром. «Нашли дурака, — думал он, отстояв наконец свои интересы. — Сумел поймать птичку, сумею заставить ее и песни петь».

— Курите… — затягиваясь дымом, пододвинул Рауберман Поддубному коробку с сигарами, на крышке которой лежала серебряная зажигалка. — Вы, я вижу, много курите… все пальцы порыжели от табака.

Поддубному очень хотелось курить, но он решил не поддаваться своему желанию. Ему казалось, что если он сейчас соблазнится сигарой, то в дальнейшем может поддаться и еще на какие-нибудь предложения Раубермана. «Ни в чем — ни в большом, ни в малом — не позволять, чтобы враг навязал мне свою волю», — подумал Сергей и, покосившись на обер-лейтенанта, сказал:

— Пальцы у меня не столько от курева порыжели, сколько от порохового дыма. Они вчера крепко сжимали пулемет.

— Но сегодня вы есть в других обстоятельствах. И учитывайте это. Упорство ваше мы можем сломить.

— Никаких обстоятельств я не признаю. Я буду такой же, каким был.

— О, какая самоуверенность! Жаль. Советую вам подумать и ответить мне на вопросы. — Рауберман придвинул к себе чистые листы бумаги, взял карандаш. — Отвечайте по пунктам. Первый. Где после блокады сконцентрировались ваши силы?

— За вашей спиной, герр обер-лейтенант, — ухмыльнулся Поддубный. — Какой следующий пункт?

— Прошу оставить ваши шутки! — глаза Раубермана налились яростью. — Отвечайте, если хотите жить.

— Я предателем не стану. От меня вы сведений не получите.

— Вы есть чудак… — Рауберман слегка забарабанил пальцами по столу и внимательно посмотрел на Поддубного. — Расскажите все — мы вас освободим, и вы будете жить и строить новый порядок, новую Белорутению.

В это время стукнула дверь, в комнату вошел солдат. Он вытянулся в струнку и, как понял Поддубный, доложил, что уже два часа — время обеда. Солдат спросил у Раубермана, где тот будет обедать — здесь, в кабинете, или в столовой и сейчас или позднее. Рауберман как будто удивился, что уже два часа, и, взглянув для верности на свои часы, сказал, чтобы обед немедля принесли сюда, в кабинет.

Солдат щелкнул каблуками и исчез за дверью. Рауберман некоторое время молчал, думая о чем-то, потом снова уставился на Поддубного и сказал:

— Давайте заканчивать… Вы боитесь перейти на другой путь? Не надо бояться. Я приведу вам один пример. Это есть из истории национал-социалистической партии Германии. Чтобы взять власть, нацисты много работали, агитировали, собирали кадры. Работа велась тайно, часто за кружкой пива… Действовали убеждением…

— И ударом ножа из-за угла, — вставил Поддубный.

— Послушайте!.. Нацисты доказывали правоту своих взглядов и намерений. Я был тогда членом другой партии. Нацисты тянули к себе. Я со своими коллегами сначала колебался, потом согласился. Порвать с одним и принять другое — это есть трудное дело. Но мы порвали и не ошиблись.

— Ага, значит, вы один из тех, кто своим предательством помог фашизму прийти к власти. Что ж, это в духе всех предателей… А что вы ошиблись, об этом говорит сама история. Коммунисты, вообще все честные немцы, не изменили. Такие, как Эрнст Тельман. Они не покорились. И за ними — будущее Германии.

— Мы их задушили, вы ничего не знаете.

— Всех задушить невозможно. Честных сынов немецкого народа много. Есть они даже в наших партизанских отрядах, а вы мне примеры приводите, воспоминаниями занимаетесь…