Сплоченность

Они умолкли и задумались. В тишине явственно слышался гул фронтовой канонады. Струшня немигающим взглядом уставился в одну точку и поглаживал футляр фотоаппарата, который рядом с биноклем висел у него на груди. Злобич сидел совсем неподвижно, глядя перед собой и задумчиво хмуря брови. Орудийные раскаты пробудили в нем целый рой волнующих мыслей. Когда Советская Армия будет на Калиновщине? Как лучше помочь ей партизанскими боями? Как пройдет сегодня ночью «концерт на рельсах»? Окажется ли в Гроховке Надя? Где же все-таки Сергей?

— Пилип Гордеевич, не возвращаются наши разведчики и вести никакой не подают, — нарушил молчание Злобич. — Сколько волнений!

— Много, очень много. Чего только не испытаешь на своем веку, — Струшня понимающе посмотрел на Злобича и сочувственно продолжал: — Тяжело на сердце бывает, когда стрясется с близким тебе человеком беда. Я лет на тридцать старше тебя и больше пережил всякой всячины… Сегодняшнее утро, например, началось у меня с приятных новостей: проснулся я, а мне адъютант подает два письма — от сына и от дочки, письма хорошие, веселые, а потом пошли бесконечные и самые разнообразные тревоги и заботы. — Струшня покачал головой и дружески коснулся рукой плеча Злобича. — Но в борьбе с трудностями, дружище, и познается человек.

Посещение штаба хоть и не внесло ясности в вопрос о том, где находятся Надя и Сергей, тем не менее несколько развеяло грусть Злобича. Из штаба он выехал более бодрым.

Вернувшись в лагерь, он увидел необычное оживление — бригада готовилась к походу. Одни чистили оружие, набивали диски и подсумки патронами, проверяли исправность подрывных приспособлений, укладывали в вещевые мешки комплекты толовых шашек, чинили обмундирование, просушивали портянки; другие, закончив сборы в дорогу, горячо рассуждали о предстоящей боевой операции, о приближающейся встрече с Советской Армией; некоторые партизаны веселились, распевали песни.

Особенно людно было возле шалаша Янки Вырвича. Сегодня у этого отделения большая радость — оно завоевало в соединении первенство по диверсионно-подрывной работе за прошедший месяц и получило переходящее красное знамя, то знамя, которое когда-то пионеры деревни Смолянки подарили комсомольцам района. Теперь это знамя торжественно возвышалось над шалашом, а отважные подрывники сидели плотным кольцом вокруг гармониста и вслед за Янкой Вырвичем, своим боевым командиром и голосистым запевалой, под аккомпанемент гармони выводили слова задушевной песни:

Партизан — перелетная птица,
Отдохни у лесного костра…

Неподалеку от отделения Янки Вырвича, под треньканье балалайки, несколько хлопцев отчаянно отплясывали, а стоящие рядом, хлопая в ладоши, задорно подпевали:

Ой, Лявониху Лявон полюбил,
Лявонихе черевички купил,
Лявониха, душа ласковая,
Черевичками поляскивает…

— За ногу его, за ногу хватай! — неслось с края поляны, где боролись два паренька, вокруг которых толпились «болельщики».

— Базар, Борис Петрович, настоящий базар, — улыбаясь, сказал Сандро, идя следом за Злобичем от коновязи к штабу.

— Пускай позабавятся, душу отведут… Достается им… Из одного боя пришли — другой впереди. — И, подойдя к Столяренко, на пне возле штабной палатки расписывавшему маршруты для каждого отряда, сказал: — Вот молодцы, Семен, а? С такими горы можно перевернуть.

— Славные хлопцы… Что узнал?

— Ничего утешительного. В Гроховку согнано много народу.

— Может, и Поддубный с Надей там?

— Может быть… Выясняют. Мартынов приказал направить в его распоряжение один взвод.

— Для чего?

— Ночью самолеты прилетят забрать раненых… да и стражу надо оставить в лагере.

— Все это правильно. Но люди на железную дорогу рвутся. Кому же хочется здесь сидеть? Эх, Павел Казимирозич… Взял бы у Ганаковича, так нет же, всегда у нас норовит.

— Я уже спорил, но все бесполезно. И Ганаковичу ты не завидуй. Ему тоже дали занятие — охранять семейный лагерь, полвзвода берут у него. А нам — другое. Понравились Мартынову наши хлопцы — при себе и оставляет.

— О, он хитрый мужик. У него губа не дура… Ну, вот и готовы маршруты. Скоро выступать?

— Ровно через час, друзья. — В разговор вмешался Новиков, вышедший из палатки; в руке у него были исписанные листочки — тезисы доклада. — Вот проведем собрания, партийное и комсомольское, и айда.

…Солнце клонилось к закату, когда партизанские роты вышли из лагеря. Их путь лежал на восток, к железнодорожной линии.

2