Читаем Сплошная скука. Реквием по шалаве полностью

— Пленки, к счастью, были уже переправлены. А связного взяли. Но ничего… Он объяснил, что билет ему дал какой-то турист, попросил его об этой услуге за небольшое вознаграждение. Полиция, конечно, не поверила, но объяснение было вполне правдоподобным, поскольку человек работает в справочном бюро при вокзале и постоянно имеет дело с туристами. Так что в конце концов его отпустили.

— Но в следующий вторник опять никто не пришел.

— Как же могло быть иначе? Не могли же мы послать другого человека, пока не удостоверились, что тот не сообщил полиции пароль, место встреч и все прочее. Не могли же мы сами толкнуть тебя в западню. А когда все было установлено, вторник уже прошел.

— А я, грешным делом, подумал, что вы клюнули…

Борислав достает пачку «Кента», закуривает и бросает сигареты на стол.

— Ты, я вижу, опять стал курить? — поинтересовался я.

— Что делать…

— Не курить, — говорю в ответ и снова закуриваю.

Первая сигарета оказывает на меня такое же действие, как в том сне, который я видел с открытыми глазами. Правда, тогда в роскошном холле на Зендербульваре я курил стоя, а сейчас сижу, и не в каком-то холле, а в добропорядочной столовой немецкого парохода.

— Послушай, ты действительно разделался с тем негодяем?.. — спрашивает Борислав.

— Они сами с ним разделались.

И я снова принимаюсь за свое:

— Когда увидел давеча, как ты смотришь и делаешь вид, что не узнаешь меня, невольно подумал, что вы от меня отреклись.

— Глупости, — взволнованно отвечает мой друг. — Разве родина может отречься от своего верного сына?

Как видно, я и в самом деле поглупел в одиночестве. Я делаю затяжку и в дремотном блаженстве вслушиваюсь в ровный гул двигателей.

И вдруг ловлю себя на том, что снова начинаю беседовать про себя.

«Слышишь, Уильям, — говорю. — Родина никогда не отречется от своего сына. Запомни это хорошенько, приятель».

— Ты как будто дремлешь… — слышится откуда-то издалека голос Борислава.

— Тебе показалось. Просто я закончил один длинный разговор.


РЕКВИЕМ ПО ШАЛАВЕ

Глава 1


Эти двое, наверное, задумали поразвлечься в ночных заведениях Пирея, а потом махнуть куда-нибудь на Запад, но только совсем на Запад, где и живется культурнее, и зарплата, как говорят, жутко высокая, а машины жутко дешевые.

Эти двое, вероятно, рассчитывали не позже завтрашнего вечера шотландским виски полакомиться да гречанками и, чтобы сократить путь, рванули прямо по кручам; что ж, отрицать не приходится, они действительно быстро добрались до последней точки — той самой, которая ждет каждого из нас, только в различных местах, при различных обстоятельствах и в разное время.

Теперь, когда частая беспорядочная стрельба прекратилась и вечер почтил их минутой молчания, они лежали в густом кустарнике — один повис на низком держи-де- реве, свесив голову вниз, другой распростерся на траве лицом вверх. Лежали молча и неподвижно, словно погрузились в глубокое созерцание — белобрысый уставился в землю, а другого, с каштановыми волосами, заворожили мерцающие звезды, то и дело исчезающие за торопливо бегущими облаками.

— Молодые еще ребята... — сказал наш спутник, сильным лучом карманного фонаря осветив погибших.

Судя по виду этих удальцов, они действительно были где-то на пороге зрелости, на пороге армейской службы, которой им, быть может, хотелось избежать. Достигли того возраста, когда какая-нибудь идиотская мелодия, идиотская книжка или идиотский фильм, увиденный на клубном экране, заставляет с такой силой возмечтать о сказочном, несуществующем мире, что тебе уже ничего не стоит, прихватив скромные сбережения матери и отцовский кольт, сесть на поезд, идущий в сторону Культ, чтобы через какое-то время рухнуть среди мокрых колючих кустарников на этом мрачном холме... Два дурака. И до того молодые, что, глядя на них, притихших в безмолвном своем созерцании, чувствуешь, как подкатывает к горлу ком, и, чтобы избавиться от неприятного ощущения, начинаешь вдруг хрипло покашливать.

— Мы пошли! — сказал Любо. — Здесь нам больше нечего делать.

Капитан, продолжая откашливаться, лишь поднял руку на прощанье, и мы вдвоем с Любо побрели обратно к тропе. Всего лишь несколько минут тому назад на этой самой тропе мы встретили капитана среди ночных те- ней. Не успели обменяться несколькими словами да вы- курить по сигарете, как началась перестрелка, — эти двое напоролись на пограничников и в ответ на предупреждение открыли огонь — может, от страха или просто по глупости — и, перед тем как умолкнуть навеки, израсходовали весь свой боезапас — три обоймы патронов.

Собственно говоря, нас с Любо этот инцидент не касался, мы с ним двигались совсем в другой район пограничья, где нам предстояло встретиться с другими людьми, и, может быть, услышать свист других , пуль, предназначавшихся уже лично для нас. Поэтому, преодолев двухсотметровую полосу кустарников, мы снова вышли на тропу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эмиль Боев

Похожие книги

Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза