— Да, тем более что мы тут занимаемся другими цветами, действующими не столь освежающе, — с тем же добродушием отвечает человек за письменным столом. — С цветами, которые интересуют вас.
Последняя фраза тотчас же приближает нас к желанной теме.
— Мне необходимы некоторые подробности о последних шалостях этих молодцов, — говорю я. — Но, об этом мы можем поговорить потом с товарищем, чтобы не отнимать у вас время. Я бы только попросил вас распорядиться, чтобы, начиная с этого момента, никакие меры против этой компании не принимались без предварительного согласования со мной.
— А я как раз собирался завтра вызывать их всех по порядку номеров, — замечает оперативный работник.
— Зачем?
— Вчера вечером обобрали аптеку.
— А откуда известно, что это они?
— Один из них пойман на месте преступления.
— Кто именно? — спрашиваю я и чувствую, как у меня закололо под ложечкой.
— Да этот, Фантомас.
Я молчу, и это дает возможность шефу вспомнить закон гостеприимства.
— Чашку кофе?
— Благодарю, не хочу отнимать у вас время.
— В таком случае вас угостит Драганов. А об остальном не беспокойтесь.
Я оставляю место своего давнишнего крещения и в сопровождении Драганова отправляюсь в его кабинет, находящийся этажом ниже.
Оперативный работник тоже примерно моих лет. Этот невысокий человек с замедленными движениями, невозмутимым лицом, тихим голосом, почему-то скорее напоминает мне учителя, нежели офицера милиции. После того, как мы выпили обещанный кофе, он начал ровным тоном, методично и неторопливо рассказывать о действиях шайки, будто приступил к очередному уроку. Многие упоминаемые им подробности меня в настоящий момент не интересуют, но я выслушиваю его терпеливо, так как не знаю заранее, что из сказанного может мне пригодиться.
— ...До последнего времени они снабжались непосредственно через аптеки, пользуясь поддельными рецептами и паспортами своих родственников. Но в большинстве аптек их уже знают, да и мы установили более строгий контроль за продажей наркотических средств. Это заставило их обратиться к другому источнику, однако мы наложили руку и на него. Речь идет о медицинской сестре из ИСУЛ[1]
по имени Вера, которая систематически выносила из склада морфий и которую мы всего лишь неделю назад поймали с поличным. И вот, оказавшись в безвыходном положении, они замышляют и осуществляют минувшей ночью ограбление.— «Они»... — как эхо повторяю я. — Но кто из них подал идею? И вообще — кто мозг этой банды?
— Естественно, ее главарь, — отвечает Драганов. Тот самый Апостол, о котором я уже упоминал.
— Он у них самый башковитый?
— Я бы не сказал. — Собеседник качает головой. — Его отличает не столько ум, сколько воображение или, если хотите, больная фантазия, а может, и зачатки своеобразного дара группировать вокруг себя людей. Книги читал безразборно, у него всегда в запасе дюжина готовых фраз. Умеет употребить их к месту, но не выделяется особым интеллектом... Боян, к примеру, куда умнее его.
— И все же не Боян, а именно этот Апостол вожаком у них, — говорю я, как бы внушая ему, что показывать крупным планом моего человека нет оснований.
— Не забывайте, что Боян у них — новичок. Он примкнул к ним совсем недавно. И потом, он слишком замкнутый, апатичный, молчаливый, чтобы стать душою группы.
Я не возражаю, и Драганов снова пускается во всякого рода подробности — большей частью ненужные мне — обстоятельно рассказывает о проделках некоего Пепо, о последнем конфликте между Розой и ее родителями, о разговоре с Лили, который имел место позавчера тут, в этом кабинете.
Он называет всех их по именам и говорит о них так, будто они его ученики. Он называет по именам и всех прочих наркоманов, которых в столице наберется несколько десятков, и говорит о них так, будто они образуют вверенный ему класс, беспокойный и больной, кошмарный Класс, но раз уж этот класс так или иначе достался ему, он обязан справляться с ним подобающим образом.
Какое-то время я рассеянно слушаю изложение разговора Драганова с Лили, пока случайная фраза меня не настораживает.
— Значит, Лили действительно является приятельницей Бояна?
— Да. В какой-то мере...
— Почему «в какой-то мере»?
— Да потому, что, мне кажется, он не отвечает взаимностью на ее чувства.
— И все же она, вероятно, его увлекла?
— Не знаю. Трудно допустить. Едва ли она способна оказать на него какое-то влияние. Скорее, он бы мог на нее влиять.
— Но вы же говорите, что Боян — новичок.
Мой собеседник молча и как-то беспомощно пожимает плечами. Я тоже молчу, слегка негодуя на него и на самого себя за смутное желание любой ценой обелить моего подопечного.
— Понимаете, все они из одного квартала, вместе росли, вместе гуляют, и очень трудно определить, кто на кого и в какой мере оказывает влияние, не считая, конечно, Апостола, потому что тот открыто выступает в роли подстрекателя.
— Хорошо, — киваю я. — И все же эта история, как и все прочее в этом мире, должна иметь какое-то начало...
— О, все началось с их выпускного бала.
— Вы хотите сказать, они себя губят с тех пор, как кончили школу?