Сплошная скука. Реквием по шалаве

— Именно это я хотел сказать, — замечает Борислав. — Может, эта техника и полезна, но порой она начинает действовать на нервы. Особенно в тех случаях, когда имеешь дело с одной лишь техникой и, вместо того чтобы действовать, вести поиск, встречаться лицом к лицу с теми, кто тебя интересует, сидишь в оцепенении в четырех стенах, сменяешь пленку, просматриваешь видеозаписи, листаешь бумаги...

И он с досады швыряет на стол пустой мундштук.

* * *

— Ну, теперь ты не будешь жаловаться на то, что приходится сидеть в четырех стенах? — спрашиваю я Борислава, когда мы входим на следующий день, в обеденную пору, в кабинет. — Тебя ждет дорога.

— На Панчерево или на Дервеницу?

— Несколько дальше. В Стамбул.

— По какому поводу?

— Повода два: Томас и Чарли. Первый уезжает поездом, второй — самолетом. Причина пока неизвестна, но совпадение волнующее.

— И ты делаешь великодушный жест — посылаешь меня вместо того, чтобы ехать самому? — спрашивает Борислав, все еще исполненный недоверия.

— Никаких жестов. Я еду поездом, ты — самолетом. А сейчас нам не повредит маленько поразмяться. У Чарли — встреча с Марго. У нее на квартире.

Двадцать минут спустя мы уже в семейном очаге геологов. У встречающего нас лейтенанта несколько сонный вид, а его помощник просыпается и вскакивает при нашем появлении.

— Всю ночь резвились, — сообщает офицер. — Опять у них морфий кончился, не знают теперь, что делать. Жрут какие-то таблетки, лакают коньяк — просто диву даешься, как они до сих пор не поотравились.

— Только к пяти часам разбрелись, — добавляет помощник.

Мы занимаем места перед телевизионным экраном, и как раз вовремя, потому что в гостиной, в доме напротив, появляются мужчина и женщина (оба уже в летах, но все еще молодящиеся). За эти дни обстановка в комнате маленько изменилась, чего не могут не заметить и эти двое. Они останавливаются с ошарашенным видом, едва переступив порог.

Шелковые чехлы с диванов и кресел сняты и валяются где попало, стулья — вероятно, вследствие нарушения правил движения — опрокинуты. Повсюду пустые бутылки, рюмки, пепельницы. Гипсовый бюст античной богини увенчан кепкой, а на тирольский пейзаж налеплен снимок голой секс-бомбы, выдранный из какого-то журнала.

— Твоя дочь совсем уже взбесилась! — заключает отец, хотя в тоне его чувствуется смирение человека, давно привыкшего к подобным картинам.

— Она такая же моя, как и твоя. И не я приучала ее к оргиям, а ты со своей страстью к попойкам, — сварливо возражает мать, ставя на место опрокинутые стулья.

— Не ссориться, дети! — слышится в этот момент голос Марго, которая появляется в поле нашего зрения.

Она, вероятно, только что поднялась с постели. Взлохмаченная, в пижаме, она трет еще сонное, усталое и бледное лицо и зевает со скучающим видом — в ожидании, пока кончится небольшая семейная сцена.

— Мы действительно дети по сравнению с теми развратными типами, которых ты сюда приводишь, — замечает отец.

— Неужели не можешь найти себе приличного человека и образумиться? — добавляет мать.

— Может, я уже и нашла.

— Тогда скажи хотя бы, кто он?

— На кой шут вам говорить, если вы его не знаете. Иностранец он...

— Иностранец? Ты не врешь?.. — тихо, но с явным волнением восклицает мать.

— Кто же он? Румын или чех? — скептически спрашивает папаша.

— К твоему сведению — капиталист.

— Капиталист? Ты правду говоришь? — продолжает выдавать свои довольно однообразные восклицания взволнованная мать.

— Пока не увижу собственными глазами, не поверю,— все еще не сдается папаша, очевидно скептик по убеждению.

— Ты увидишь его сегодня в обед. И если ты мне отец, сегодня же начинай действовать. Мне нужен паспорт! Понимаешь, паспорт! Придумай для меня какую- нибудь поездку через «Балкантурист» или какое-нибудь сложное заболевание, что угодно, но добудь мне паспорт. Это, в сущности, и будет моим приданым!

После этой тирады доченька снова исчезает из поля зрения, предоставив родителям заботу по расчистке гостиной с учетом предстоящего визита иностранца.

* * *

Стоило только заглянуть в досье миловидной женщины-ребенка, чтобы убедиться в том, что она — из категории девушек, которые ждут. Но у Марго есть и своя особенность — она ждет иностранца. То ли мечта эта зародилась в ее кудрявой головке, то ли досталась в наследство от родителей — сказать трудно. Досье об этом умалчивает, но, вероятно, тут есть заслуга той и другой стороны. Модель этой мечты в грубом ее виде пришла от папы и мамы, а уж современный вариант изваян, самой Марго.

Если люди древнего Востока создали миф о ковре-самолете, то девушки типа Марго создали легенду о летающей кровати. Для них брачное ложе — всего лишь удобное средство передвижения, на котором можно переместиться куда-нибудь на Запад. Единственно, пригодное средство передвижения, если иметь в виду именно такой маршрут.