Читаем Сплошная скука. Реквием по шалаве полностью

— Жалко, конечно, но что поделаешь. Сын Ангелова или мой сын... Уж коли докатился до такого...

Это единственное, что при данных обстоятельствах меня интересует. Единственно возможный ответ. Так что с этим покончено, и я начинаю излагать план контроперации.

Терпеливо слушая, генерал время от времени делает короткие замечания и в заключение говорит:

— В общих чертах годится. Я потолкую с Антоновым, а завтра еще соберемся и примем решение.

* * *

— Мой бокал уже полчаса пустой, а вы никак не догадаетесь заказать мне второе виски, — произносит девушка.

— Сию минуту исправлюсь, — заверяет молодой человек.

Этот разговор имел место во второй половине дня в ресторане «София», но мы с Бориславом слушаем его уже вечером, в кабинете с белыми шторами и белым шаром на потолке.

— Я нахалка, правда? Может, у вас нет денег...

— Есть, не беспокойтесь, — отвечает кавалер.

И чуть позже мы слышим:

— Еще два виски, пожалуйста!

Паузу заполняет бархатный шум движущейся пленки.

— Чего это они — вон там, за третьим столиком,— так глазеют на нас? — удивляется Боян.

Потому что это Боян.

— Это ребята из моей компании, — объясняет Анна.

Потому что это Анна.

— Неужто все трое ревнуют тебя? Сложная ситуация.

— Успокойтесь: ни один из них меня ревновать не станет. Мы слишком надоели друг другу. Просто их раздирает любопытство, кто вы такой. По-моему, было бы наиболее гуманно пересесть к ним.

— Нет.

— Пока нет или вообще нет?

Вопрос сопровождается звоном бокалов. Вероятно, официантка принесла виски.

Пауза.

— Мне будет не по себе среди них.

— Почему?

— В моем костюме... Они все — будто из дома моделей явились.

— Для вас так важно, что подумают другие? — спрашивает Анна.

— Для меня нет. Но боюсь, для вас важно.

— Глупости. Плевать мне на всех.

Короткая пауза.

— Да, мои дружки и в самом деле позеры и нахалы,— признает девушка.. — А ваши?

— Подонки.

— А точнее?

— Точнее — наркоманы.

— Неужели? Это, должно быть, ужасно интересно...

— Ужасно, но не интересно.

— Значит, вы не наркоман.

— Нет. Полная бездарь в этом отношении.

— То есть?

— Попробовал, но ничего из этого не вышло.

— Я тоже должна попробовать. Обещайте, что вы мне поможете попробовать!

И прочие глупости в этом роде почти до конца пленки.

— Ставь вторую катушку, — говорю я, когда Борислав останавливает магнитофон.

— Там такой же вздор, — сетует мой приятель, сменяя катушки. — Я бы предпочел, чтобы мы с тобой сидели в «Софии», а они слушали бы нас, сидя вот тут.

— Ничего забавного.

— Для них — да. Но для нас... По крайней мере горло смочил бы...

Он замолкает, потому что снова слышится диалог, записанный часом позже.

— Вы и в самом деле не склонны меня баловать. Опять мой бокал пуст,— напоминает Анна.

— Похоже, вы любите, чтобы вас баловали.

— Не знаю. Просто привыкла. Все меня балуют.

— Кто все? Те трое?

— Те? Глупости! Им самим не на что побаловаться...

Короткая пауза. Щелканье зажигалки, и вновь заказ:

— Пожалуйста, два виски!

— Я имею в виду своих родителей, — поясняет девушка. — В сущности, они давно развелись.

— Почему? — Да как обычно: без серьезных причин. Мой отец — раб своего дела. А матери хотелось, чтобы он был ее рабом.

— Теперь вроде не рабовладельческий строй.

— Ну, если не рабом, то, по крайней мере, провожатым: чтобы водил ее, куда ей вздумается, особенно по ресторанам, в гости, в театры... А бедняга отец едва ли смог бы высидеть до конца пьесы. Проспал бы.

Пауза, вероятно вызванная присутствием официантки.

— Так что они разошлись, и я очень плакала, была еще совсем глупенькая и не понимала, что от этого я только выиграю. Теперь отец чувствует себя передо мной виноватым, что развелся. Мать тоже чувствует себя виноватой, что вышла замуж за другого. Истинное счастье — жить между двух виноватых родителей. Каждый старается доказать, что он добрей.

И снова пауза.

— А твой отец? — спрашивает Анна.

— Умер.

— А мать?

— Она еще жива. Все еще...

И прочее в этом роде. Пока не кончается пленка. 

— Довольно пустой разговор с профессиональной точки зрения, — устанавливает Борислав.

— Но обещающий.

— Да, обещающий катастрофу. И не в очень далеком будущем. Парень хваткий, времени зря не теряет.

— Хваткий парень и ветреная девушка... Идеальное сочетание для Томаса.

— Ты считаешь, она до такой степени ветреная? — спрашивает мой друг.

— Тебе известно, что я считаю медленно, и мне трудно ответить тотчас же. Особенно когда материал подается в искромсанном виде, точно рагу. Тут тебе снимки Анны Раевой, там письменная справка о ней же, а там запись ее звонкого голоска. Мне кажется, если я обменяюсь с этой Анной несколькими словами, но только так, один на один, то у меня будет более верное представление о ней, чем то, которое может сложиться после ознакомления с целой кучей звукозаписей и визуальных документов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эмиль Боев

Похожие книги

Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза