Сплошная видимость (СИ)

Я спала очень тревожно, отрывисто, периодически открывая глаза и видя теряющую золото стену — наполняющуюся рыжиной. Незаметно мимо проскользнула половина дня: когда я, потирая глаза, отодвинула штору и слезла с полки, солнце уже потихоньку спускалось, держалось нехотя, неуверенно и невысоко над высохшей травяной пустыней и узкой пыльной дорогой, отчего-то сменившей асфальт. Кэмерон был за рулем, отец умывался в кухонной раковине после крепкого сна. Люк с задвинутой шторой полеживал на своей полке над водительским местом. Возможность не пересекаться с ним даровала мне облегчение, даже пробудился здоровый аппетит, так что я добралась до оставленного в холодильнике тако со сладковатым соусом и, голодно уминая его, следом за отцом подошла к носу салона.

Держась за край полки Люка, папа приглядывался к виду через лобовое стекло: словно не верил, что все же проснулся, — потому что видел сейчас пролетающего над радугой дракона вместо скучноватого пейзажа пустыни.

— Где мы?..

— Не знаю, — улыбчиво пожал плечами Кэмерон.

— Ты же был за рулем!

— Я свернул на повороте и теперь не знаю.

— Так надо было ехать же все время прямо! Зачем ты это сделал?!

— Мне стало любопытно, — вновь пожал плечами он.

— И теперь мы черт знает где! — всплеснул руками отец. — Зато ты утолил любопытство!

— Ага, прекрасно себя чувствую!

Папа измотанно рухнул на пассажирское сиденье. На его недоумевающем лице отчетливо читалось: «Просто, черт возьми, не верится!..» — только вместо поминания черта на кончике языка крутилось явно что похуже…

— Пап, седые волосы… — вполголоса вклинилась я, пока в одночасье возникшие глубокие морщины на его лбу не деформировали черепную кость. — Постарайся не нервничать лишний раз…

— Да черт с ней, с сединой! Я такими темпами облысею на нервной почве!..

— Ничего, куплю тебе парик, — как ни в чем не бывало зубоскалил Кэмерон, — из тех, что подороже.

Отец держался недолго: наконец, сквозь пальцы прижатой к губам ладони послышался короткий хрипловатый смешок, и папа отнял руку от посветлевшего лица:

— Ненавижу тебя, — с противоречивой, но однозначно искренней улыбкой произнес он. — Найди у кого можно спросить дорогу.

— Уже нашел — кого выбираешь: ящерицу или череп коровы?

Папа шутливо пихнул водителя ногой в бок, после чего так и замер, обдумывая дальнейший план действий. Одна нога отца покоилась у Кэмерона поперек бедер, свободная рука того — на отцовском колене, и это выглядело так по-домашнему тепло, что на душе все вновь затопило покоем. Пожалуй, так и должна выглядеть настоящая любовь: когда в первую очередь вы друг для друга лучшие друзья, во вторую — члены дружной и крепкой семьи и уже в третью — любовники…

Скрипнула верхняя полка! — отдернув штору, Люк, как черт из табакерки, свесился вниз головой у моего левого плеча! От испуга я чуть не выронила остатки крайне припозднившегося завтрака.

— Нам ни в коем случае нельзя останавливаться в придорожном стриптиз-баре! — ни с того ни с сего сказал он, глядя то на своего отца, то на моего. — Иначе стычки с вампирами не миновать! И выживет только Рина.

В ответ на его сомнительное заявление ухмыльнулся лишь Кэмерон, так как единственный понял, о чем именно шла речь.

— Что? — поднял брови папа.

— «От заката до рассвета», — за сына ответил Кэмерон. — И почему, скажи-ка на милость, выживет одна Рина? Чем я хуже Клуни?

— А я тогда кто? — сложив руки на груди, спросил отец.

— Ты — старый занудный отец девочки-подростка, — просиял Кэмерон и тотчас получил игривый пинок под ребра.

Люк, довольный донельзя, что сумел втянуть взрослых в обсуждение, повернулся ко мне, сияя широкой улыбкой, — на автопилоте я бросила взор на его лицо… Этой ночью его горячие мягкие губы касались вовсю моей киски… Проклятье!

— Простите… — обронила я всего слово, прежде чем резко развернуться на сто восемьдесят градусов и умчаться в тесный туалет, оснащенный унитазом, узенькой раковиной да выдвижной душевой кабиной. Я не могла смотреть на отражение в зеркале; включила ледяную воду, набрала полные ладони и плеснула в покрасневшее лицо, забрызгав пол. Сердце колотилось как бешеное, кожа перегревалась, будто под ней раскалилась спираль, как в духовке. Мокрые кулаки я прижала к закрытым глазам, игнорируя скатывающиеся к локтям ледяные капли. — Не возбуждайся… Не возбуждайся, дура ты этакая!.. — едва слышно шептала я, присев на опущенную крышку унитаза. Я должна терзаться муками совести, а не оказываться вновь и вновь на седьмом небе от счастья, вспоминая то кошмарное, запретное, что совершила!..

…Но вместо этого я тонула, от потаенного блаженства захлебывалась теми райскими ощущениями, что испытала у бассейна… Чем больше влажнело нижнее белье, тем яростнее я ненавидела себя и тем скорее должна была признать полнейшее бессилие перед собственными чувствами…

***